Роберт Чемберс - Послание из тьмы

Затем эта тень пронеслась мимо нас, замерших у двери в комнату. Собственно, то, что мы увидели, уже не было тенью: это была человеческая, мужская фигура в одеяниях времен столетней давности, но смятых и изорванных. Не оглядываясь на нас, этот человек, если можно его так назвать, в беззвучном отчаянном беге устремился дальше по коридору. Я успел заметить его загорелое лицо и какие-то длинные ленты, свисавшие из волос и волочащиеся следом. В какой-то момент беглец обернулся так, что я сумел рассмотреть и выражение его лица тоже, – к сожалению для себя. Оно было настолько исковеркано страхом, а сам призрачный гость, хотя и продолжал бежать изо всех сил, до такой степени явно не надеялся уйти от того невидимого, что гналось за ним следом… Я, хотя тоже был объят ужасом, на мгновение буквально задохнулся от жалости и сочувствия. А в следующее мгновение я проследил за взглядом беглеца – и закаменел окончательно.

То, что гналось за ним, было бесплотным, но не незримым. Вторая тень приближалась по коридору, то появляясь, то исчезая в пятнах лунного света. Как и прежде, мы по-настоящему рассмотрели ее лишь вблизи, когда к лунному освещению прибавился еще и свет горящих свечей и камина.

Это была женщина, подлинная леди середины прошлого столетия – величественная молодая (по виду ей было менее тридцати) красавица, в длинном декольтированном платье. Она скользнула мимо нас, не поворачивая головы, но я успел разглядеть на ее изящной шее несколько пятен: четыре из них, вплотную друг к другу, темнели с левой стороны, а пятое, более крупное – справа.

Взгляд женщины был устремлен вдоль коридора – туда, где только что исчез преследуемый. Легкими, но неуловимо стремительными шагами она настигала скрывшегося во тьме беглеца.

Через несколько секунд после того, как и вторая призрачная фигура растворилась во мраке, дом буквально сотрясся от дикого, безумного вопля, в котором звучала невыразимая мука. Этот крик перекрыл звуки бури. А потом наступила тишина…

Наверное, мы с Томом еще долго стояли, оцепенев. Во всяком случае, когда мы, все так же прижимаясь друг к другу и еще не окончательно придя в себя, плелись к выходу из флигеля, в подсвечнике была уже новая свеча – от прежней остался лишь огарок. Молча мы открыли тяжелую, изъеденную временем и древоточцами створку входной двери, столь же молча перебрались через внешнюю ограду – а дальше уже помчались, не оглядываясь.

Опомниться нам удалось только внутри моего дома. Том попробовал было закурить, яростно выругался («О черт! Я оставил там свою любимую трубку! Теперь мне ее не видать – даже под угрозой смерти больше не пойду туда, пускай хотя бы и днем!»), однако тут же заговорил почти спокойно:

– И что же ты скажешь теперь, Джек? Надеюсь, ты хотя бы усомнился в том, что призраков действительно не существует?

– Ну, мы с тобой, как-никак, видели их собственными глазами… Бр-р-р… Ты помнишь его взгляд, когда он, этот первый, оглянулся на бегу?! Кстати, что это за украшения были у него в волосах?

– Украшения?! Морские водоросли, Джек! А что было у женщины на шее, ты хорошо рассмотрел? Тебе, медику, это должно быть известно даже лучше моего!

– Ты прав, это мне известно. Так должны выглядеть следы пальцев. Он задушил ее, а она после этого… Боже мой, Том! Молюсь только об одном: чтобы больше никогда…

– Воистину так! – прервал меня Том.

На этом наша встреча исчерпала себя. Утром мой друг, утоливший свое самое страстное желание «понаблюдать за призраками», вернулся в Лондон, а вскоре после этого уехал на Цейлон, где его отцу принадлежало несколько плантаций. С тех пор мы не виделись и связей не поддерживали, так что мне даже не известно, жив ли мой друг сейчас.

Только одно не подлежит сомнению: если он жив, то наверняка время от времени вспоминает страшную ночь, которую ему довелось провести в старом флигеле нашей родовой усадьбы…

Абсолютно убежден: такие как я должны появляться на свет сразу в высшем обществе, и тот факт, что мне пришлось пробиваться в это общество своими силами, – типичная ошибка судьбы. Ныне мне самому трудно поверить, но вот вам самовзаправдашняя истина: целых двадцать лет моей жизни были потрачены на вульгарную торговлю овощами, и только такой ценой я сумел стать тем, кем являюсь сейчас, то есть уважаемым, респектабельным и финансово независимым владельцем поместья Стопгоп Грэндж. Какая вопиющая несправедливость, особенно если учесть, что я – счастливый обладатель благородно-консервативных привычек, мои манеры отличаются врожденным аристократизмом, а вкусы, и ежу понятно, аналогичной изысканностью. Мой фамильный дух с негодованием отвергает самую мысль о том, чтобы унизиться до слияния со стадом человеческих ничтожеств, не помнящих родства. Ведь наш род уходит корнями в наиглубочайшую древность: славная история семейства Д’Оддзов (лишь завистники называют нас по-плебейски «Доддзами»!) начинается еще в доисторическую эпоху – и, безусловно, только этим можно объяснить то прискорбнейшее обстоятельство, что ни одна из знаменитых британских летописей не говорит о нас ни слова. Однако безошибочный инстинкт подсказывает мне: в моих жилах течет древняя кровь потомка крестоносцев. И вот вам доказательство: даже сейчас, через столько веков, с моих уст совершенно естественным и непринужденным образом срывается благородный воинский клич «За дам!», и я рвусь вперед, как истинный рыцарь на пришпоренном боевом коне, и сердце мое поет, и я готов встать на стременах, и размахнуться двуручной боевой секирой, и обрушить ее на боевой шлем противника, и расквасить ему, сукину сыну, рыло в кровь – так, как ему еще ни на одном турнире не доставалось… В общем, сами понимаете: мои предки, натурально, были не из простонародья.