Array Дж. Раймер, Томас Прест - Воскрешение вампира

– Да, стало бы, – согласился Лейк. – вы должны понять, сэр, что молодая леди находится под моей особой заботой, и я, фактически, очень ее уважаю и ценю, по ряду причин. И поэтому я готов сделать всё, что обеспечило бы ей спокойствие и счастье, и это станет для меня священной целью.

– Тогда я рекомендовал бы, чтобы ваша жена, сэр, провела ночь в покоях молодой леди, – сказал Черный.

– О, я не могу… не могу, – отказалась жена хозяина.

– Я тоже, не могу, – поддакнула миссис Лейк, – и это точно. Я даже думать не могу о таком, и я не смогу там оставаться, потому что от ужаса упаду в обморок.

– Да и я тоже! – воскликнула жена хозяина. – Мне уже плохо, стоит лишь подумать о таком.

– Тогда я должен промолчать, леди. Конечно, джентльмен не может взяться за такое, если только он не очень близкий родственник леди. Но скажу, что мы можем сделать. Допустим, мы с вами, мистер Лейк, побудем на страже в коридоре, оставив дверь в комнату молодой леди просто закрытой? Тогда мы услышим, если внутри возникнет нечто тревожное, и эффективно обезопасим ее от вторжения снаружи. Что вы скажете о таком плане действий? Есть еще и ваш сын, он может дежурить вместе с нами.

– Боюсь, он для этого слишком нервный.

– Верно, – согласился хозяин, – и он может снова прыгнуть в мою постель, как он это сделал прошлой ночью от испуга. Умоляю вас, господа, не берите его в свою компанию. Я бы пошел и сам, но я всегда такой сонный, что не могу держать глаза открытыми после полуночи. Не то чтобы я чего-либо боюсь, но всё дело в сонливости, господа. Я на ногах весь день, и… как видите, не очень-то гожусь для охраны.

– Я пойду, – сказал Черный.

– Сэр, – сказал мистер Лейк, – я весьма смущён, что доставляю вам так много проблем, но могу лишь сказать, что буду вам воистину очень обязан, если вы составите мне компанию, и я надеюсь, что мы получим удовольствие от поимки мистера Синего, если тот окажется виновным.

– Или же мы все признаем его невиновным, – добавил Черный. – Давайте будем справедливы даже несмотря на все подозрения. Будет ужасно, если мы заклеймим этого джентльмена вампиром, когда, возможно, он боится этих созданий не меньше, чем их опасаемся мы.

Тут к ним подошел молодой Лейк. Он был весьма бледен, когда извинялся перед хозяином за непреднамеренное ночное вторжение в его комнату.

– Дело в том, – сказал он, – что я по характеру смел, как лев, поэтому, как только что-нибудь случается, я убегаю.

– Воистину странный способ демонстрации собственной храбрости, сэр, – сказал Черный. – Почему же вы убегаете?

– Из страха совершить что-либо безрассудное, сэр.

– Гм-м, я в жизни точно еще не слышал лучшего оправдания для бегства в одной ночной рубашке. Но мы не призовем вам делать что-либо сегодня ночью. Лучше запритесь в своей комнате, и, даже если вы что-либо услышите, совсем не обязательно из нее убегать.

– Знаете, сэр, полагаю, что так будет лучше всего, ибо если я из нее выйду, то могу совершить что-либо безрассудное, скажем, убить кого-нибудь, о чем я потом пожалею, знаете ли.

– Безусловно.

– Раз мы это поняли, отец, то я не выйду, что бы ни случилось. Я мог бы поговорить с Аннеттой, но боюсь, что не смогу, так или иначе, быть с ней любезеным.

– Молчи! – сказал старый Лейк и неодобрительно нахмурился, глядя на сына, словно предполагал, что тот выдаст больше семейных секретов, чем следовало. После такого молодой человек замолчал – похоже, он сильно боялся отца, который, безусловно, если и не был лучше него, то был во всяком случае умнее и храбрее сына, всего лишь на несколько шажков отошедшего от абсолютной глупости. Сын был довольно глуп, чтобы быть злонамеренным, а отец был достаточно хитроумным, чтобы быть таким. Как странно, что порок обычно присущ двум противоположностям интеллекта, что глупость и талант приводят к сходным результатам – пренебрежению к обычным моральным обязательствам. Но это, увы, так.

Мы можем пропустить остаток дня, и сделаем это более охотно, потому что нам не терпится донести до читателя некие подробности, о которых Джордж и Френсис, слуги лорда Лейка, откровенно поведали гостиничному слуге Слопу.

И, действительно, не имея ни малейшего желания что-либо скрывать, они словно упивались, рассказывая как можно больше о том, что было для них важнее всего.

Это было то самое настроение, о котором Слоп просил бы в молитвах, если бы он молился о том, чтобы разузнать как можно больше, потому что, хотя Слоп и отличался редким пренебрежением к своим делам, он всегда проявлял интерес к чужим, и любопытство было проклятием его существования.