Илья Таранов - Стена. Иллюзия одиночества

– Как спалось, Генри? – спросила Вероника.

– Превосходно!

– Слава Богу!.. Умывайся и подсаживайся к столу. Будем завтракать.

– А что вы вчера говорили об Ахматовой и моем творчестве? – Генри снял очки и стал походить на Христа. Он умывался из старого медного рукомойника и рассуждал:

– Анна Ахматова, между прочим, – литературный псевдоним. В её лирике драматические жесты на первом плане. Она пишет: «Я всех на земле виноватей, кто был, и кто будет, кто есть…» А я о себе написал: «Я всех на земле влюблённей…»

– Браво, Генри! Я напишу полотно «Генри, выспрашивающий вдохновения у медного рукомойника».

– Я польщён вашим вниманием, – сказал Генри, присоединившись к весёлой компании.

Солнце нырнуло в банку с цветами, вспыхнув там, среди цветочных стеблей, щедрым огнём радости, и блёстками рассияло вокруг – а ну очнись! – спрятавшись в неброском букетике. Затем перекинулось на стену дикого винограда, живописно вьющегося на солнечной стороне, но пробиться через зелень ажурной листвы ему не удалось. Оплетая обрешеченные окна, растение сохраняло прохладу в доме и создавало полумрак, в котором тихо дремала старинная мебель, в основном, викторианского стиля, недорогая из-за ветхости, купленная частью в провинциальном антикварном магазине, а частью привезённая из столицы. Изысканный вкус хозяина особняка чувствовался не только в интерьере. Цветник перед домом – чудесное тому подтверждение. У Клода Моне есть замечательное полотно «Уголок сада в Монжероне». Похожий оазис цветов был выращен умелым садовником и в этом месте.

Вскоре разговор на веранде зашёл о непривычном для России зрелище – корриде. Виктор прошедшей весной побывал со своей выставкой в Испании, посетил арену для боя быков и поделился впечатлениями об этом душераздирающем действе:

– Тореадор, убивающий ударом шпаги быка, вызвал у меня ассоциацию с художником, который пишет экспрессивно и размашисто на чёрной коже животного красным кадмием слово «смерть».

Вероника с отвращением передёрнула плечами:

– Боже мой, что творится в твоей голове, Виктор!

– Таких голов в России раз-два и обчёлся, – воскликнул Клювин.

Виктор погрузился в воспоминания об Испании. Туда он приехал с Вероникой, и они остановились в горах Михас, в тихом отеле с арабскими двориками и фонтанами. Выставка была устроена в Севилье. Удалось продать часть картин ценителям авангарда…

– Нет, что ни говорите, а на корриду я не ходила и не пойду, – говорила Вероника.

– Разъярённый бык будоражит кровь, разгоняет скуку жизни! А ты что скажешь, Генри? – рявкнул скульптор.

– Я? – рассеянно откликнулся молодой человек.

– Ну конечно же, Генри!

– Мне гораздо приятнее смотреть на звёзды, чем видеть шпаги, убивающие быка, – ответил он, перефразировав философские строчки.

– Надо брать быка за рога, дорогой Генри! Или на быке, или под копытами!

– Чему вы учите юношу, Алексей Григорьевич?

– Жизни, Вероничка! Философия – хорошо! А крепкие мышцы – необходимость! Давай-ка, Генри, устроим корриду. Я, старый бык, буду тебя – молодого – учить жизни. Разомнём мышцы. Держи тряпку! – скульптор сунул в руки Генри покрывало с кресла, и, наклонившись, толкнул молодого человека головой. – Бей по загривку! У-у!

– Достаточно ребячиться, Алексей Григорьевич, – Вероника защищала Генри. Тот, вяло держа покрывало, неловко отступил к столу.

Хмельной скульптор рассвирепел. Он дико рявкнул: «Генри! Держи быка за рога!» Генри вздрогнул и попятился. Клювин с размаху боднул поэта, врезался в стол, перевернул его, спотыкаясь, сделал ещё три шага и выбил головой боковую раму веранды. Посыпалось стекло. Вероника испуганно закричала, бросаясь к Клювину: «Вы живы, Алексей Григорьевич?»

– Живой! Жаль, трибуну разнёс в щепки! Виктор, вычти причинённый ущерб из моего будущего гонорара.

– Ах! – вновь вскрикнула Вероника. – Что с Генри? – она сердобольно склонилась над неподвижно лежащим молодым человеком. – Дышит! Слава Богу!

– Ha-поди! Я его чуть задел, а он, как девица монастырская, упал в обморок.

Вероника метнулась в дом и вернулась с флаконом нашатыря. Генри очнулся, и его усадили к столу. Вероника хлопотала вокруг, а скульптор добродушно подтрунивал: «Сопельки, сопельки подотри ему. Выпиши больничный, а мы его отправим на курорт. Генри, будь мужчиной, врежь по столу, да прикажи подать водки…» Вероника отмахивалась: «Вас надо бы выпороть, как непослушного ребенка».