Елена Хабарова - Последний приют призрака

Тем временем Егоров подхватил его под мышки и потащил вниз, причиняя ужасную боль вывернутым рукам и простреленному плечу. Ромашов старался сдерживать стоны, понимая, что Егоров, дай ему волю, причинит ему еще более сильную боль, причем с удовольствием!

Внезапно капитан замер, воскликнув изумленно:

– А это что еще такое?

Он швырнул Ромашова на пол и сделал несколько шагов. Зашелестели страницы.

Тетрадь! Записки Грозы! Он нашел записки Грозы!

– Та самая тетрадь, которую хотел получить Штольц! – протянул Егоров. – Та самая тетрадь…

– Умоляю, – внезапно утратив над собой власть, прохрипел Ромашов, – прочти, где он спрятал саровский артефакт! Гроза должен был написать об этом!

Егоров ничего не успел ответить – раздался топот нескольких ног, а потом чей-то голос произнес:

– Товарищ капитан госбезопасности, прибыла следственная группа, «Скорая» приехала. Они могут приступать к работе?

– Дайте мне одну минуту, – попросил Егоров. – Я должен кое-что сообщить преступнику.

И, пошелестев страницами, он размеренно, четко прочел:

«История моя закончена, однако я так и не указал, где именно были тайно захоронены останки Саровского Святого, где нашел последний приют его светлый призрак. Нет, я не забыл это место – я помню его так живо, словно только вчера я стоял там рядом с Анютой, сестрой Серафимой и Гедеоном. Сначала я хотел открыть тайну на этих страницах – но теперь настроение мое переменилось.

Я должен молчать. Я буду молчать. Никто ничего не узнает!»

– Слышали, Ромашов? – с издевкой спросил Егоров. – Жаль, что этого не слышит сейчас еще и Вальтер Штольц! – И, обращаясь к своим, скомандовал: – Увезите его. И не снимайте повязку с глаз, он может быть еще опасен.

Ромашов лежал как мертвый. Только он знал, что никому больше не опасен. Все награбленные силы сейчас покинули его.

Из записок Грозы

История моя закончена, однако я так и не указал, где именно были тайно захоронены останки Саровского Святого, где нашел последний приют его светлый призрак. Нет, я не забыл это место – я помню его так живо, словно только вчера я стоял там рядом с Анютой, сестрой Серафимой и Гедеоном. Сначала я хотел открыть тайну на этих страницах – но теперь настроение мое переменилось.

Я должен молчать. Я буду молчать. Никто ничего не узнает!

Неведомо, в чьи руки могут попасть мои записки! Я не хочу, пусть невольно, предать тех, кто доверился мне и рисковал вместе со мной.

Что касается Вальтера… Хоть он и вдохновил меня на эти записки так же, как Лиза, я все время колебался, показывать ли их ему. Теперь окончательно решил: нет, не покажу. Он читал только начало, но так и не узнает конца. Слишком жадно пытается он в последнее время вызнать у меня судьбу «саровского артефакта», как он это называет! Точно так же о святых мощах говорил и Бокий. Да, невольно вспомнишь слова Артемьева о том, что они были бы для Бокия всего лишь еще одним экспонатом в его кунсткамере. Артемьев отлично понимал, что у Бокия нет и не было уважения к древним святыням русского и любого другого народа, – они были для него только средствами упрочить свою власть и силу, овладеть мистическими возможностями. Так же и Вальтер вполне способен то, ради чего готовы были взойти на костер монахи Саровского монастыря, использовать во имя чуждых мне целей. Он патриот своей страны, однако я тоже патриот – России, какой бы она ни была. Саровская святыня принадлежит моей стране, и я не допущу, чтобы из нее пытались извлечь пользу оккультисты из Аненэрбе.

Кроме того, мы с Лизой все отчетливее понимаем: Вальтер может быть опасен для нас со своей авантюрой по свержению «Ивана Васильевича». Я не сомневаюсь, что любую попытку государственного переворота с помощью черной магии постигнет та же судьба, что и первую, которую мы предпринимали 31 августа 1918 года и которая так трагически переломила наши с Лизой жизни. Да, нас с Вальтером многое связывает, но он все же немец, пусть и не фашист, и все во мне противится тому, чтобы быть в союзе с Германией – хотя бы для спасения моей родины от коммунистов. Разумеется, я не стану в его заговоре участвовать и изо всех сил постараюсь отговорить от этого самого Вальтера.

Как это ни печально, снова наши пути должны разойтись, как разошлись тогда, в марте 1918 года, возле Сухаревой башни… Я чувствую это!

Слова Николая Александровича Трапезникова о том, что побеждают те, на чьей стороне самый сильный союзник – Время, истинны и сейчас. А время сейчас на стороне Сталина – этого гения и злодея, этого чудовищного созидателя нового строя, который, видимо, и впрямь нельзя построить в России иначе, как жестоко преодолевая сопротивление всего нашего несчастного народа. То же самое приходилось делать и Петру Первому, которого иные по-прежнему называют антихристом за то, что силком тащил Россию по европейскому пути, словно упирающегося по неразумию своему грешника. Я уверен, Сталин не угомонится: он тоже будет продолжать силком тащить страну в коммунистический рай!