Наталия Древес - Книга десяти заповедей

Случайно взявшись за одну и ту же страницу, они посмотрели друг на друга недоверчиво, практически враждебно. Первым улыбнулся парень, а Лиза, исподлобья посмотрев на него, осторожно спросила:

– Ты палестинец?

Юноша, глядя прямо ей в глаза, устало ответил:

– Да, я мусульманин. Этот мужчина прав, Законы должны быть для всех людей одинаковыми. Если бы мы все соблюдали их, то был бы мир на Святой Земле. Думаешь, у меня сердце не болит за Иерусалим? Это и мой город тоже! Мой! А я каждый день сталкиваюсь с подозрительностью и недоверием, – он на минуту замолчал, плотно сжав губы.

Лиза, вспомнив свой взгляд, покраснела. Молодой человек, справившись с волнением, продолжил:

– Меня зовут Карим. Мы вместе отнесём бумаги несчастному в больницу.

***

Владимир Царёв очнулся в больнице, попытался открыть глаза, но резкая боль не дала ему это сделать. Он поднял руки, осторожно дотронулся до своего лба, кончиками пальцев спускаясь вниз, ощущая толстый слой повязок.

Нахмурился и опустил руки. Мужчина не помнил, что с ним произошло:

– Я прибыл вчера, или… Сколько времени я здесь? – задал он себе вопрос. – Дела вроде бы все сделаны. Контракт подписан. Это я помню. Что было потом? Я захотел прогуляться по старому городу. И там что-то произошло… Что?! – как ни напрягался, он ничего не мог вспомнить.

Владимир устало откинулся на подушки и задремал. Через несколько минут тело его дернулось, как от электрического разряда, он вскрикнул и резко сел в кровати.

Голос в его голове, властный и неумолимый, приказал ему размотать бинты. Владимир, слушая этот металлический голос, звучавший как раскаты грома, пытался сообразить, что все это значит. А руки в это время послушно разматывали бинты. Пальцы осторожно коснулись глазных впадин, нащупывая там пустоту.

– У меня нет глаз, – безучастно подумал мужчина, – определенно нет, тогда чем я гляжу?

Царёв моргнул, сморщившись от боли: комната проступила ярче, силуэт шкафа стал отчётливее, он увидел мебель изнутри – рассохшиеся спрессованные опилки и ходы в них, пробуравленные какими-то насекомыми, ржавые болты и начавшую плесневеть заднюю стенку. Он повернул голову к окну и «увидел», что находится внутри стены: ржавые трубы и бегущую по ним воду. Подняв голову наверх, Владимир «разглядел», как бездарно проложена проводка, а опустив голову вниз – сквозь плитку и бетон, арматурную сетку на полу. Его третий глаз или мозг (он не совсем понимал, чем он видит) сфокусировался на ней и начал сканирование.

– Забавно. Да я же рентген! – воскликнул он. Это его так развеселило, что он с какой-то детской радостью потер руки и стал поворачивать голову в разные стороны, чтобы ещё и ещё раз убедиться в своей новой способности.

Дверь открылась и в комнате появилась темная фигура. Внезапный испуг малиновым огнём вспыхнул внутри её головы и ручейками хлынул, распространяясь по всему телу. Пока фигура приближалась к Владимиру, нити страха, заполонившие всё её тело, стали желтыми. Владимир наблюдал, как веревочки нервов расцвечиваются в золотистые цвета паники. Головная кора мозга выбрасывает все новые и новые импульсы, иголочки нервов становятся коричневыми от тревоги, какой-то заботы, но не о пациенте – часть рассудка была далеко от палаты пациента.

Владимир моргнул, на фигуру наложился цветной слайд: перед ним была немолодая полная женщина с жидкими волосами, собранными в хвост. Теперь страх отражался в её голубых глазах. Моргнув ещё раз, стали очевидны внутренности медсестры: опухоль, жадно охватившая матку, изношенные мышцы сердца…

– Год, год-полтора, – подумал он, с удивлением осознавая, что только что определил оставшийся срок её жизни. Это открытие повергло его в шок, откинувшись на подушки, он выдохнул: «Поразительно!».

В голове медсестры Александры отпечатался рассказ Ирины, врача «скорой», которая привезла русского в стационар: в машине он, очнувшись, резко сел, поднял руки к глазам, и те, как будто выпрыгнули ему в ладони – два белых шарика с чёрными кругляшками внутри. Сразу же хлынула кровь, и несчастный снова потерял сознание. А глазные яблоки, выкатившись из его поникших рук, подпрыгивая, покатились в разные стороны. Как только они с отвратительным хлюпаньем оторвались от нитей нервов, Ирина и медбрат Петр закричали от ужаса. У молодого, работающего всего несколько недель, медика волосы встали дыбом, а очки съехали с переносицы. А врача, которая была уже в весьма зрелом возрасте, так трясло, что её пальцы не могли нащупать перевязочный материал. И только фонтаном хлеставшая кровь из пустых глазниц и понимание, что несчастный может умереть от её потери, заставили вспомнить о врачебном долге.