Глеб Кащеев - Лабрис

Стащила платье, бросила его на большой камень у воды и зашла глубже.

Мне все равно некуда спешить. Что бы там ни ждало меня в городе – оно может потерпеть еще часик, а море – нет.

Оказалось, что плаваю я достаточно плохо, и все же у меня не было страха перед глубиной. Совсем никакого. Ощущение, что я в руках матери, никуда не пропало. Мне здесь ничего не грозит. Я плыла навстречу солнцу, не думая ни о чем. Мне здесь было хорошо. Я не знала, когда захочу повернуть назад, да и захочу ли. Там, на берегу, – проблемы. Здесь – спокойствие и умиротворение. Как будто вернулась в родную стихию. Только откуда такое ощущение, если твердо знаю, что увидела море в первый раз, да и восхищение, которое испытала при виде бесконечной синей дали, тоже было впервые?

Такой восторг просто не мог возникнуть, вырасти я где-нибудь здесь, на берегу, а значит, я далеко от настоящего дома. Как будто самолет не был сном и меня реально сбросили с большой высоты в неизвестные края.

Темное большое тело промелькнуло рядом в глубине. Потом еще одно. Я остановилась и зависла на одном месте. Что это может быть? Вода здесь прозрачная – видно очень далеко. Темный силуэт промчался метрах в пяти, и из воды неожиданно выпрыгнул дельфин, подняв тучу брызг.

Ощущение гармонии тут же пропало. Мое одиночество грубо нарушили эти фыркающие хулиганы. Любопытно им, видите ли. Кружат вокруг, присматриваются. Наглое и беспардонное влезание с ногами, то есть с ластами, в чужое личное пространство.

Немного расстроенная, развернулась и погребла к берегу. Все-таки сколько ни откладывай волнующее и вызывающее страх путешествие в ближайший поселок, но мне придется это сделать. Может, найду хоть какую-то подсказку: если не кто я, то хотя бы где оказалась.

Пока сохла на солнышке и натягивала платье, мой рациональный внутренний голос смилостивился над такой плаксой и тряпкой, как я, проснулся и подсказал, что, возможно, все не так уж и плохо. Куча людей мечтает начать жить с чистого листа, а мне, похоже, предоставили такой шанс в реальности. Кто его знает, какова была та жизнь, о которой я забыла? Может, я предпочла ее забыть? Может, и не надо никуда возвращаться? С другой стороны, альтернатива-то какая? Если не вспомнить и не найти дорогу домой, то что? Жить как бомж в завешенном пленками сарае или сменить его на больничную палату и пожизненное заточение? Нет уж, спасибо. Внутренний голос мудро замолчал. Иди, дескать, девочка, дерзай. Чуть позже поговорим.

Вдоль берега слева направо тянулось шоссе в два ряда. Машин на нем почти не было. Пока натягивала платье, протарахтел только один старенький грузовик. За дорогой, чуть выше, взбирался по крутому склону горы небольшой городок или, скорее даже, деревня. Отсюда она вся просматривалась как на ладони. Несколько десятков домов да кривая церквуха с дырой в куполе. Правее меня залив заворачивал широкой дугой, и километрах в двух-трех на похожем пологом склоне огромной горы виднелся уже настоящий город. До него можно было дотопать за час или даже меньше, но я пока не рискнула туда идти. Лучше посмотреть то поселение, что поближе да поменьше.

Напротив пляжа как раз был Т-образный перекресток, и указатель поворота с шоссе объяснял, что местечко напротив меня называется «Доброта». Что ж, начало позитивное.

Судя по только начавшим желтеть листьям на деревьях и кустах, я проснулась в начале осени. А когда заснула? На такие дешевые приемы пустота в памяти не купилась. Все равно не помню. А вдруг я в летаргическом сне проспала много лет? Слово-то какое выкопала в памяти – летаргический. Нет чтобы что полезное вспомнить.

Интересно, а во время комы растут? Наверняка да. Тогда вряд ли я провалялась без сознания очень долго. Своего лица я еще не видела, но руки были молодыми.

Ближайшие к воде дома оказались пусты. Закрытые ставни с замками и такие же увесистые замки на воротах. Навстречу прошла сгорбленная старуха с мутными, как у зомби, глазами. Небось слепая, да еще и глухая. Чего ее мучить вопросами?

Из двух с виду заброшенных дворов на меня начали лаять собаки. Одна сидела на цепи за высоким забором, и я ее не видела, а вот вторая кидалась на проволочную сетку с такой яростью, что, казалось, вот-вот ее перегрызет. С ощеренных клыков разлетались брызги слюны. Я отскочила подальше и постаралась поскорее миновать этот участок. Чего эта псина на меня так взбесилась? На бабку вон не лаяла.

Людей больше не встречалось. Пришлось пройти метров триста, прежде чем вышла в центр поселка, где была хоть какая-то жизнь. У фасада древнего храма на небольшой площади и протекала вся местная активность. Три старушки пытались продать хоть кому-нибудь разложенные на старых деревянных ящиках овощи. Имелась и пара магазинов – эдакие странные гибриды мелкой лавочки и супермаркета. В воздухе ощущалась всеобщая вялость и расслабленность. Никто никуда не спешил, да и особо ничего не хотел. У продавщиц, похоже, главной задачей являлось отстоять для очистки совести на этом месте до какого-то одного им известного часа и с чувством выполненного долга отправиться домой, потому что ни прохожих, ни тем более покупателей на площади не наблюдалось, если не считать какого-то поддатого дедка, прицепившегося к одной из старушек.