Донна Бойд - Алхимик

Он был застигнут врасплох лишь на миг, а потом устремился за мной.

– Хэн, ты не понимаешь! Послушай!

Я дотянулся до рычага и с силой его повернул. Створки огненной ямы разверзлись, выпуская языки адского пламени.

Я услышал крик Акана:

– Хэн!

Но не остановился. Я швырнул в яму мумифицированные останки моей прекрасной Нефар, и они исчезли, не успев коснуться огня.

Кажется, я чувствовал, как Акан дергает меня за рукав, но упорно продолжал вырываться. Выскочив наконец из комнаты, а потом из дома, я нырнул в туман Венеции.

И ни разу не оглянулся.

Акан долго стоял у окна спальни, выглядывая наружу, но ничего не видя. Из-за спины донесся ласковый женский голос:

– Ты дал ему уйти.

– Да.

Его голос прозвучал холодно.

– Верни его.

– Нет.

– Он нам нужен.

– Он нам не нужен. Он не уважает наше ремесло. – Акан повернулся с застывшим выражением лица; в глазах его читался гнев. – Он так и не стал одним из нас, так и не понял значения нашей судьбы. Никогда…

Нефар подошла к нему: полы ее кружевного халата развевались, темная волна волос блестела в свете лампы.

– Ты обещал, – сказала она.

– Мы в нем не нуждаемся, – повторил он. – Наше время еще придет.

Ее сияющие глаза были столь же бездонны, как полночное небо. Она протянула тонкие руки к его лицу, и с них упали каскады кружев. Она нежно поцеловала его в губы.

– Время пришло, – прошептала она, и Акану почудилась в ее голосе нотка сожаления, пока он не понял, что она имеет в виду.

Она провела ладонями по его шее, лаская.

– Отец, – прошептала она. – Любимый. Мне жаль. И она снова поцеловала его.

На следующий день я все-таки вернулся к дому возле моста Вздохов. Не знаю зачем. Я говорил себе, что мной двигали сожаление, потребность принести извинения или простое любопытство. Но подозреваю, меня привело туда более сомнительное желание. Думаю, что, открой Акан дверь и снова пригласи меня в лабораторию, я бы сел рядом с ним и проговорил всю ночь. Он открыл бы мне свои тайны, мы пришли бы к соглашению, и сотворенная нами магия изменила бы мир.

Знаю, от этого изменился бы и я.

Но когда я туда пришел, оказалось, что дом возле моста Вздохов сгорел дотла вместе с большинством соседних зданий. Я никогда больше не видел Акана.

Она носила имя Нефертити – Прекраснейшая из Женщин. Ее имя появлялось на рекламных щитах, обложках журналов и в телевизионной рекламе на всех языках цивилизованного мира. Ее фотографировали в обнимку с королями и принцами, знаменитостями и политическими деятелями; на самых экзотических пляжах и в эксклюзивных ночных клубах, на премьерах, на открытиях выставок и церемониях спуска на воду судов.

Ей принадлежала одна из самых прибыльных в мире фирм косметики и модной одежды, и, так же как и имя царицы, с которой у нее было много общего, ее имя ассоциировалось со всем великолепным. Она являлась – во многих отношениях – символом века, в котором жила: дерзкой, безудержной, невероятно живой и совершенно необъяснимой.

При ближайшем рассмотрении становилось ясно, что ее красота не совсем классическая. Ее высокие скулы были резковаты, пухлость сочных губ достигалась в основном косметикой, как и выразительность темных глаз. Ее фигура вполне подходила для показа мод на подиуме, но ей недоставало хрупкости, отличающей многих представительниц ее профессии. В ней таилась какая-то дикость – как во внешности, так и в манере держаться, – полная противоположность тому, что средний мужчина назвал бы красотой. Словно под пышной шелковой драпировкой скрывался стальной каркас, мягкий с виду, холодный на ощупь.

И все же, глядя на нее через объектив камеры или при личной встрече, вы не замечали острых скул или угловатости. Те черты, которые в другой женщине показались бы просто миловидными, в ней становились потрясающими. Глаза беспристрастных наблюдателей в ее присутствии слепли, и оставалась лишь иллюзия… которая в конечном счете с незапамятных времен составляла тайну всех красивых женщин.

– Потрясающе, – пробормотал мужчина, когда подошел к концу фрагмент фильма.

Экран проектора, заполненный великолепными изображениями красавицы, быстро замелькал черно-белыми квадратами, а потом превратился в белое поле. Только тогда мужчина оторвался от пустого экрана и посмотрел на женщину, сидевшую напротив него в полутемной комнате.