Вот и в тот вечер, хоть Саша и сделал телевизор тише, но услышанная ранее тревожная музыка, обрывки фраз про убийства и монстров, вскрики и плач уже произвели впечатление на детский мозг, который, вопреки желанию самой Алины, стал вырисовывать иллюстрации к этим моментам. Она старалась не думать, старалась уснуть, жмурилась, щипала себя, но в какую-то минуту все внешние звуки пропали, как по команде от пульта телевизора, а вместо них возникло ощущение чужого взгляда с потолка. Она испугалась так, как не боялась никогда раньше, даже когда потерялась на рынке и минут десять стояла совершенно одна в толпе и плакала. А проходившие мимо люди только смотрели на нее своими стеклянными глазами – это она запомнила на всю жизнь. Перед ней мелькали десятки чужих равнодушных глаз, она ничего не слышала, только плакала.
Открыв глаза, Алина увидела, что на нее с потолка смотрят две пары огоньков. Когда смотришь в глаза животным, то не знаешь, чего от них можно ожидать, но в некоторых можно увидеть что-то почти человеческое. А в этих горящих глазах не было ничего подобного, они были настолько чужими, не поддающимися описанию, что Алина словно онемела и оглохла одновременно, не могла ни заговорить, ни закрыть глаза или отвернуться от этого взгляда. Он смотрел сквозь нее, казалось, сквозь весь город, сквозь землю, в самую глубину планеты. Алина, трясясь от страха, накрылась одеялом, ей было трудно дышать, она уже чувствовала, как взгляд начал читать ее мысли и что-то спрашивать. Она не могла понять этого языка – что-то шуршащее, что-то совсем неземное. Алину начало как будто обжигать восходящее летнее солнце, лучи которого слепили глаза, и она поняла, что в этой ситуации она бессильна и смерти не избежать. А чужой взгляд тем временем приближался, и она уже видела огни сквозь одеяло.
…
– Я больше ничего не помню и ничего не вижу. Когда я почувствовала, что снова дышу, я уже была, как мне сказали, в больнице.
Мы сидели со старшим следователем, инспектором по делам несовершеннолетних и психологом в палате у Алины К. и производили опрос, так как это допросом сложно было назвать. Ребенок рассказал нам как будто страшный сон. И всё списали бы на детскую фантазию, если бы не выжженные кратеры на месте ее глаз.
Родители плакали, сидя в коридоре уже вторые сутки. Выйдя из палаты, я подошел к ним, представился, сказал, что следственная группа опросила Алину, назначены необходимые анализы и экспертизы, с ней будет работать психолог и пока она будет спать под снотворными, так как сама она засыпать боится.
– Понимаете, я не знаю, что произошло, – сказала мать. – Я попросила Сашу сделать потише телевизор и через двадцать минут, подойдя к Алине, увидела, что она спит. Я ее укрыла одеялом и сама пошла спать. У нас однокомнатная квартира, и я, лежа на диване, видела ее.
– А вы Александр, сколько еще смотрели телевизор? – спросил я.
– Да, может, еще минут тридцать – собственно, досмотрел фильм и лег спать. А проснулся уже часа в три ночи от крика жены. Она держала на руках, как мне показалось, бездыханное тело дочери. Потом больница, потом… вы уже все знаете.
Тут я хотел что-то спросить, но меня перебила мать девочки.
– Понимаете, я проснулась, потому что мне показалось во сне, что в комнате кто-то есть. Стало тяжело дышать, как будто воздух как-то изменился. Подошла к кровати Алины – и просто закричала оттого, что вот она спит, а вместо глаз у нее эти страшные раны… И как сказали врачи, она была без сознания уже.
Мать снова заплакала и уткнулась в плечо мужа.
– Получается, что вы, Александр, последним видели Алину перед тем, как лечь спать?
– Получается так… Уж не думаете вы, что это я что-то мог с ней сделать?
– Мы не думаем, мы разбираемся. Вам теперь надо проехать в управление. Там с вами еще раз побеседуют, но уже для протокола.
Когда их увели, я вышел на лестницу и закурил, всматриваясь в клубы дыма. Все это походило на какой-то триллер, только в напарниках у меня нет Жана Рено.
Потом были долгие бессонные ночи, долгие беседы с экспертами и психологами, а затем и с психиатрами, наблюдавшими Алину и других потерпевших. Всех их стали объединять одинаковые последствия и страх засыпания – у каждого свой. Засыпали они только в борьбе с санитарами и после укола снотворного.
II
Кто они – ведомые тьмой? Такие же люди из плоти и крови, как мы, только они слышат голоса темной стороны, бесов, выслеживают своих жертв и уничтожают как могут. Некоторые уничтожают морально так, что лучше бы было убить, а некоторые убивают физически и наслаждаются видом истекающих кровью тел. Знают ли они, что делают, осознают ли, что и кто им нашептывает, когда они убивают, разрушают семьи и жизни? Или они слепо идут на зов тьмы?
Читать дальше