Расти Шеклфорд - Улица убитых

…надежда стала наркотиком. Дороже золота. Дороже всего на свете.

– Маскарад.

– Да, маскарад. Парад. Карнавал. Как только не называют. Исход один.

Панчо Домингез снял шерстяную кепку, оголив залысину, положил на стойку перед с собой и заказал две двойных порции водки. Посетителей в баре не было. Бармен наливал напитки, Панчо ерзал на стуле и приглаживал редкие усы. Он был плотного телосложения и от каждого движения его грузного тела стул постанывал. Дурман маскарада полностью выветрился из головы Бенджи. Он взглянул на стакан перед собой и похлопал раскрытыми ладонями по полам пиджака, не нащупав ничего кроме револьвера.

– У меня пропал бумажник, – сказал Бенджи. Хотя то, что он действительно хотел бы сейчас сказать, звучало как «какого черта эта штуковина делает в моем кармане?».

– Да-да, я знаю. Не парься. Все мы иногда бываем без бумажника.

Бенджи посмотрел на стоящий напротив стакан с двойной водкой. Панчо положил на стойку две купюры и отпил треть.

– Что тебе нужно?

– Да ничего, – Панчо отвечал импульсивно, скрипя горлом, как связкой консервных банок. – Что с тебя можно взять? Просто пожалел. Щенка на дороге бетонного катка тоже жалеешь. Большинство проводит мимо, но не я. Я спасаю бездомных щенят. А те в ответ кусают мою руку.

Домингез отвел взгляд. Такие парни не встречаются повсеместно. Они просто врываются однажды в твою жизнь и под благовидным поводом приносят с собой проблемы. Иногда маленькие неприятности, вроде повестки в суд. А иногда крупные, вроде путевки на тот свет. И то, и другое они делают с улыбкой спасателя щенков, прилагающейся к грошовой униформе почтового служащего. Панчо опрокинул стакан и треснул о стойку в тот момент, когда раздался взрыв.

На телеэкране транслировалась картинка с одной из камер наружного наблюдения. На ней сломя голову разбегались в разные стороны люди, спотыкаясь о поваленные лотки с праздничной атрибутикой. Сквозь крики людей прорвался хлопок. Взрыв раздался с противоположной стороны квартала, где праздновала толпа. Бенджи вскочил со стула и выбежал на улицу. Через два переулка он выскочил на набережную. В воздухе повисло густое облако кислого дыма. Тяжелый едкий запах, от которого резало слизистую.

На Улице Убитых царила паника. Одни пытались спастись, другие спасти. Кто-то брызгал на асфальт из балончика с аэрозольной краской. Бенджи вспомнил, что когда-то уже видел что-то подобное. И тогда вокруг были реки крови. Она была повсюду – на людях, домах и асфальте; на оторванных конечностях и обугленных до костей участках плоти. Хотя воспоминания и были не полными. Будто черно-белыми.

Жертвы взрыва обратились в статуи. Одни из глины, другие из мрамора, третьи из гранита. Они застыли в тех позах, в которых их застал взрыв. Всего около тридцати силуэтов. Среди них и похотливые монашки-францисканки, и греки, и несколько гангстеров, застывших красной глиной в объятиях друг друга. Там же была и гейша. Бенджи заметил ее не сразу. Она стояла чуть поодаль, у фонарного столба, словно отлитая из стекла.

Бенджи прикоснулся к ее прозрачному лицу. На нем не было улыбки. Оно хранило мрачное безмолвие. «Она похожа на статую ангела», – подумал Бенджи. Эта мысль словно преодолела время и пространство, прежде чем поместиться в его голову. Она была из другого мира. Не из того, в котором девушка в одночасье обращается в груду стекла. Бенджи почувствовал это, как чувствуют голод или боль – физически. Повисшая в воздухе дымка растворилась. Вдалеке заревели серены. Он стоял один посреди опустевшей улицы.

– Ты что, хочешь, чтобы на тебя все повесили? Быстро в машину, – голос Панчо Домингеса раздался из переулка. Он подался вперед и с тяжелым грудным хрипом открыл пассажирскую дверь своего «Паккарда». Машина была старой. Такие были популярны в 30-х. «Паккард Твелв» – настоящий суперкар своего времени. Мощный, но в то же время элегантный автомобиль. Сирены стали ближе, вдалеке сине-красным светом мерцали проблесковые маячки.

Бенджи не стал размышлять над сказанным и с разбегу нырнул в автомобиль. «Паккард» с визгом рванул с места, летя прочь от места трагедии.

За Надежду здесь могут убить. Это царство боли и страха.

2 глава

Священник настоял на церемонии по всем канонам. Его прихожанка не могла остаться без места на кладбище. К тому же, ритуал давал близким покойной возможность попрощаться, как того требует христианская традиция, и найти утешение в месте, где установлен кенотаф. Поэтому ее похоронили в пустом гробу на местном кладбище, расположенном на живописном холме, покрытом клевером, в тени могучих хвойных деревьев.