Елена Райдос - Двое в пути. Записки Белого Лиса

– А когда оно проявляется? – задал я следующий идиотский вопрос.

– Постоянно,– Макар задумчиво посмотрел на розовые облака, плывущие по закатному небу,– это неотъемлемое свойство сознания, оно так существует.

– Ага, значит, если это самое единое сознание проявляется в форме меня, то становится моим сознанием,– наконец-то я обнаружил хоть что-то понятное в заумных рассуждениях моего визави. Впрочем, тут я явно поторопился с выводами. и ответ Макара не замедлил это подтвердить.

– Точно,– Макар удовлетворённо кивнул,– а если оно проявляется в форме табуретки, то становится сознанием табуретки. Ты, кажется, уловил суть.

Ну да, уловил, только не суть, а лёгкое помешательство. Какое может быть сознание у табуретки? Я пялился на радостно улыбающегося философа и никак не мог сообразить, кто из нас больший псих: он, который несёт откровенную околесицу, или я, раз слушаю эту околесицу, развесив уши. Видимо, Макар прочёл мои мысли, потому что его улыбка вдруг сделалась печальной.

– Лис, ты ещё не забыл, что мы используем слово «сознание» только потому, что так договорились? – он хлопнул меня по коленке, как бы подводя итог вечерней беседе. Мол, ты пойди, переспи с полученной инфой, а потом обсудим.

Но меня такой расклад не устроил от слова совсем. Да я заснуть не смогу с этой кашей в голове.

– Правильно ли я понял, что ты сейчас приравнял меня к табуретке? – ехидно поинтересовался любознательный неофит. Если честно, я ожидал, что Макар начнёт оправдываться, заявит, что я его неправильно понял, мол, он имел ввиду совсем другое. Как же я ошибся.

– Ну да, всё, что проявлено, имеет одну и ту же природу,– Макар снова заулыбался, видимо, решил, что я наконец его понял правильно. – Форма, она же – вибрационный спектр, у всех проявлений разная, а по сути всё является сознанием, ну или праматерией, абсолютом, дао, если тебе так понятней. В общем, всё сделано из одной и той же субстанции.

– Тогда получается, что всё в нашей реальности живое,– рассуждения Макара внезапно начали мне нравится, вызвали какой-то отклик в душе. Я уже давно подозревал, что так называемая неживая материя на самом деле тоже может чувствовать.

– Главное, что всё обладает способностью проявляться,– пояснил Макар,– это действительно важно.

– Почему только это? – удивился я. Мне-то казалось, что представление о мире, как о живом организме, и есть самое важное.

– Потому что всё, что ты видишь, слышишь, ощущаешь, чувствуешь, думаешь, всё это является проявлением твоего сознания,– медленно, с расстановкой произнёс Макар. – Оно – часть тебя самого, той проявленной формы единого сознания, которую ты называешь «я».

– А ты? – я уже уловил суть его рассуждений, но нарисованная им картинка никак не желала укладываться в моей голове. – Кем является Макар, которого я сейчас слушаю?

– А я – всего лишь интерпретация твоего ума определённых вибраций твоего же сознания, которые ассоциируются с ещё одним игроком в той замечательной игре, которую мы зовём жизнью,– Макар произнёс эту фразу с таким видом, словно это было нечто само собой разумеющееся.

Эта последняя капля явно переполнила чашу моей восприимчивости к заумным сентенциям старшего товарища. Голова просто отказывалась вмещать в себя новый опыт. Наверное, в ней уже и так было полно всяческой полезной и не очень информации. В общем, мне требовалась передышка.

– Так, пожалуй, на сегодня с меня довольно,– я решительно поднялся и направился вниз по склону к озеру.

Макар не стал меня удерживать, видимо, чувствовал, что лучше дать мне немного времени, чтобы переварить полученные знания. Самое странное – это то, что я вовсе не пытался списать услышанное от Макара на буйную фантазию моего собеседника. У меня возникло такое странное ощущение, что я уже и раньше слышал подобные рассуждения, более того, я это ЗНАЛ. А ведь это вовсе не так, в эзотерических книжках о природе реальности ничего не говорилось, по крайней мере, в таком ключе. Откуда же тогда взялось это странное узнавание? А вдруг эзотерики не врут, и мы действительно перерождаемся? Тогда я мог слышать об этом в прошлой жизни. Вот было бы забавно.

Я вернулся домой, когда уже стемнело. Макар явно меня поджидал, на столе уже стояли миски и дымился чугунок с кашей. За ужином мы почти не разговаривали, но я явно напрасно решил, что мой самопальный гуру выбросил нашу беседу из головы. Ему почему-то было очень важно, чтобы я проникся его теорией. Когда пришло время чая, Макар сочувственно посмотрел на моё напряжённое лицо и покачал головой.