Юрий Ситников - Знак из зазеркалья

Мне бы следовало отскочить от окна, но я прирос к полу. И даже когда она впилась в меня взглядом голодного хищника, говорившего о том, что моя песенка спета, сопротивляться бесполезно и ловушка вот-вот захлопнется, я продолжал смотреть на неё, замерев от ужаса.

– Ты инглиш сделал? – чья-то рука коснулась моего плеча.

Кирюха не ожидал, что я поведу себя не совсем адекватно, но с реакцией у него был полный порядок. Поэтому едва я замахнулся, чтобы нанести удар, он ловко перехватил мою руку.

– Слав, ты чего?

– А, это ты, – промямлил я, быстро глянув в окно. Женщина исчезла.

– А ты кого ждал?

– Слушай, я, наверное, домой пойду. Вечером созвонимся.

– Подожди, а английский?

– Мне не до английского, плохо себя чувствую.

– Слав, постой, что-то случилось, – это был уже не вопрос, а утверждение. – Рассказывай.

– Кирюх, позже, не сейчас. Отмажь меня на ингише, хорошо?

– Вечером жду звонка, – сказал Кирилл, провожая меня беспокойным взглядом.

У выхода на меня налетела Петрищева.

– Где ты шляешься? – закричала Танька. – Всю школу обегала, пока нашла.

– Зачем искала?

– Так, если не ошибаюсь, ты должен составить текст о Глазго.

– Чего?!

Танька вытащила из рюкзака тетрадь, начала её судорожно листать, а отыскав нужную страницу, возликовала:

– Все правильно. За тобой Глазго! Короче, долго не затягивай. Минут десять – не больше. Сразу после тебя с докладом выступаю я. Он у меня длинный, минут на двадцать. Если ты…

– Подожди, Тань, я не врубаюсь, какой Глазго, какой доклад? Ты вообще о чем?

– Издеваешься? У нас сейчас английский.

– И что?

– Твоя очередь делать доклад о Глазго.

– Да ладно?

– Ты не подготовился?

– Нет.

– Почему? – Танька была и рада и огорчена. Рада, потому что появился шанс выступить со своим собственным докладом первой (болтать у доски Петрищева любила), а огорчилась машинально, на всякий случай.

– Впервые слышу о докладе.

– Я тебе раза три о нем напоминала.

– Значит, забыл. Что ты от меня хочешь, я первый день после болезни. Сначала математичка довела, теперь ты со своим Глазго привязалась, – я сделал несколько шагов к выходу, но Танька схватила меня за руку.

– Куда намылился?

– Домой.

– А английский?

– У меня голова болит.

– Так-так-так.

– Не так-так-так, а болит голова. – И я ничуть не лукавил. После встречи с женщиной в черном плаще голова разболелась нещадно.

– Болит голова, сходи к медсестре – даст таблетку.

– Обойдусь.

Танька достала из пенала ручку.

– К следующему понедельнику подготовишь доклад о Глазго.

– Подготовлю – буркнул я.

– Докладик небольшой – на один лист.

– На одни лист?! Это уже не доклад, а докторская диссертация.

– Можешь подготовить на одну страницу, – смилостивилась Танька. – И над произношением поработай, а то будешь окончания зажевывать.

– Англичане сами окончания зажевывают.

– Я тебя предупредила.

Отмахнувшись от Петрищевой, я вышел из школы. Не помню, как дошел до дома, как поел, включил комп и что-то искал в Интернете. Несколько часов жизни необъяснимым образом выпали из памяти. Я думал только о женщине из зазеркалья. Образ женщины не выходил из головы, он терзал меня, мучил, доводил до отчаянья, пугая своей настоящей сущностью, которую я, увы, не мог списать на богатое воображение и проделки разбушевавшейся фантазии.

Вечером в окно моей комнаты настойчиво билась птица; птицу не спугнули ни крики, ни взмахи рук, ни даже стук по стеклу, она улетела, когда я открыл окно и практически силой спихнул её с карниза. Птица, бьющая клювом по стеклу – плохой знак. И хотя в приметы я не особо верю, и никогда не паниковал при виде черных кошек, рассыпанной соли и числа «13», то в свете последних событий, моя непоколебимая уверенность, что все мистическое и потустороннее можно увидеть исключительно на экране телевизора, сильно пошатнулась. Теперь я верил во все сразу: в кошек, соль, числа, птиц, сны, пустые ведра, голоса и даже в домовых.

В четверть одиннадцатого позвонила Лизка. Без долгих предисловий она сообщила, что сегодня днём ни с того ни с сего треснуло зеркало. То самое, в котором я увидел женщину. Лизка, конечно, не придала этому значения – ну треснуло, значит, треснуло – но посчитала нужным поставить меня в известность.

И снова я напрягся, снова увидел прямую связь между появившейся у школы женщиной, птицей, упорно долбящей клювом по стеклу и треснувшим зеркалом.

В полночь, когда все домашние уже спали, я услышал в коридоре шаги. Прислушался. Кто-то прошел мимо моей комнаты, на миг задержался возле двери – я во все глаза смотрел на дверную ручку, опасаясь, что она начнет опускаться – а затем шаги стали удаляться. Неизвестный отправился на кухню.