Татьяна Форш - Ведьмин крест

– Почему ты мне сразу не сказал, что любишь меня? – Ее руки легли ему на плечи.

– И что бы это изменило? – Он ласково посмотрел на нее. – Ты даже не замечала меня до похорон старухи. Я знаю свое место. Я всего лишь врачую скотину и дворовых. Для тебя я никто! Хоть и сын старого купца Кондратова. – Признание вырвалось непроизвольно. Захар помолчал, глядя в удивленные глаза Софьи, а затем продолжил: – Он обрюхатил мою мать, когда ему было около пятидесяти. У него уже был и Илья, и Дмитрий. Она умерла при родах, а меня оставили при усадьбе прислугой. Отец не признал меня, а через три года после моего рождения погиб.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать семь исполнится летом. Вот так-то! Не заговори я с тобой, и ты тоже бы меня не заметила.

– Но ведь заметила! – Софья прикусила губу, чтобы не расплакаться. Ей, запутавшейся девчонке, действительно очень не хватало такого человека. Дмитрий, как выяснилось, совсем не то. Захару она поверила с первого слова, хотя и противилась этой правде. В последнее время Софья и сама чувствовала напряженность в отношениях с Дмитрием. Он больше не хотел ее так, как раньше. Он боялся ее, и она это понимала. Софья не могла раскрыть Мите то, что утаивала ото всех. Так же, как и Захар. Оказалось, у него своя тайна… С Захаром можно было не таиться и не бояться. И самое главное – с ним она почти не чувствовала чужого присутствия. Призрак почему-то боялся знахаря.

– Хочешь, когда мы приедем, я покажу тебе свои иконы? Я их рисовал всю мою жизнь и отдавал в церкви. – Захар стряхнул рукавицу и коснулся ее заледеневшей щеки горячей ладонью. – Может, какая-нибудь из них тебе поможет?

Софья, тая от его тепла и искренней нежности, прижалась к жаркой ладони и даже закрыла глаза.

– Спасибо…

До деревенского рынка они доехали, только когда зимнее солнце покатилось вниз к горизонту. Грубо сколоченные прилавки ломились от простой, но такой необходимой сейчас провизии. Софья разглядела свиные головы, мешки с крупами, кочаны капусты, косицы из лука, караваи хлеба, кадки с молоком и сметаной, желтые круги не то сыра, не то масла. Торговля шла не бойко, но покупатели имелись. Они ходили между прилавками, прицениваясь, торгуясь, набивая корзины только что купленным товаром.

– Ну? Чего сидишь? – Захар взглянул на нее. – Пойдем покупать.

– Дмитрий дал мне всего десять рублей. – Софья сняла с пояса брякнувший кошелек.

– Всего?! Да на такие деньжищи мы тут все скупить можем! – присвистнул Захар, поправляя ушанку. Спрыгнул с саней, привязал лошадку к торчавшему из снега бревну и направился к прилавкам.

Люди заметили их. Притихли. Узнали…

Софья видела настороженные взгляды, слышала обидные перешептывания, но Захар, казалось, не замечал этого вовсе. Остановившись у первого прилавка с тушами, ливером и колбасами, он принялся командовать.

– Здорово, Григорий Савич. А дай-ка нам пуд сала, пять пудов мяса и колбасы, пока не скажу хватит!

Мужчина, лет пятидесяти, с прищуром оглядел его, затем подошедшую Софью и со вздохом стал завешивать товар. Наконец, когда все разложили по холщовым мешкам, соизволил заговорить.

– Четыре целковых с вас. Имеются?

– А то! – Захар отобрал у Софьи кошель и отсчитал монеты. – А это тебе! На стакан водки!

Торговец сгреб деньги, но монету не тронул.

– Спасибо. Но от убивцев деньги не беру.

– Ты чего, дядь Гриш? Мухоморов объелся? – нахмурился Захар.

– Это ты, Захарка, за рубль этой ведьме продался! В деревнях знаешь, что говорят? Что наш хозяин, ради графского титула, на ведьме женился. Той, что из людей жизнь высасывает и с самим дьяволом распутствует. Вроде как сделка у того с ней! А сам барин уехал от сраму такого! – Торговец распалялся все больше, повышенным голосом и обидными словами привлекая внимание, и вскоре Захара с Софьей окружили мужики и бабы, глядя на них почти с ненавистью.

– Брешут все! Это несчастные случаи были! Сам покойников осматривал! – Захар старался быть спокойным, но Софья видела, как сжались его кулаки. – Софья тут ни при чем!

– Ни при чем? А отчего тогда наш хозяин рогатым стал, знаешь? – Хохотнул у него из-за плеча невысокий мужичок с брюшком. – Так потому, что вот эта уличная ему рога наставила с его братцем сводным!

– А это вообще не твое дело, холоп, хозяев обсуждать! – Софья развернулась к толпе, чувствуя, как от обиды, гнева и ненависти вновь просыпается древнее зло.

Люди зароптали, придвинулись. На Софью и Захара посыпались обидные слова.