Алла Кравец - Правило номер 8. Погружение. Часть 1

Противная рожа.

Упивающаяся чувством своего превосходства, своего выигрыша, мерзкая рожа.

Злость кипела в голове Стеллы, варилась там, словно мифический адский суп.

Злость порождала мысли, от которых ей в другой день стало бы дурно. Тем не менее, сейчас она ощущала не дурноту вовсе, но безумное желание вцепиться зубами в эту огромную руку, – руку, что так нарочито медленно и уверенно тянулась к ней.

Откусить её, заставить его…

Страдать…

Кричать…

Разрывать воплями боли тишину этой безмолвной, безразличной ночи.

Понял бы он, каково это – когда твою жизнь, только-только восстановленную, окончательно разрушают за одно короткое мгновение.

Ненавистная рука была совсем рядом.

Стелла Фукс как в замедленной съёмке наблюдала её неспешное приближение…

«Я не позволю тебе этого сделать». – Подумала она, бросаясь на него первой.

Что-то пошло не так.

Уши вдруг резко заложило, – словно огромный прозрачный мыльный пузырь неслышно приземлился сверху на голову, а затем накрыл собой окружающее пространство.

Все вокруг зависло, замерло, – и так и осталось недвижимым.

Стелла, – плохо пока понимая, что происходит, – смотрела в глаза своего преследователя, – что находились сейчас в нескольких сантиметрах от её глаз.

В этих глазах отражалось ее собственное удивление.

А затем, – всего через секунду, – он исчез без следа.

Он исчез, прихватив с собой…

ВСЁ.

ОКРУЖАЮЩЕЕ.

ПРОСТРАНСТВО.

Стелла оказалась совершенно одна, – в кромешной темноте, начисто лишенной звуков.

Ощущения сложно было назвать приятными.

«Куда это чудище делось?»

«Где оно?»

«Может быть, ты, ублюдок, пытаешься высмотреть меня из темноты?»

«Может быть, ты даже видишь меня и готовишься нанести удар первым? Не надейся даже, я так просто не дамся!»

Ощущение неизбежности нависшей угрозы и желание ответить на эту угрозу действием, каким угодно, вывело девушку из ступора.

Она изо всех сил ударила куда-то вперед, в темноту, – сначала рукой, а затем следом и ногой.

Но перед ней никто не стоял.

От силы своего удара она полетела вперед головой, – и едва успела выставить руку, чтобы не пропахать щекой землю.

Ноздри её, – глядящие сейчас вниз, – не обоняли ни запаха земли, ни запаха асфальта.

Запахи исчезли .

Несколько секунд она лежала и слушала свое хриплое, испуганное дыхание. В кромешной тьме и в тишине оно казалось ей чужим, словно это не она, но кто-то лежал вместе с ней, рядом.

И дышал.

Стелла заставила себя совершить ещё несколько глубоких вдохов.

Звук дыхания казался ей по-прежнему чужим, но темп его был таким же точно, как у нее.

«Рядом со мной никого нет».

«Нужно успокоиться».

Тишина. Ни звука.

Она раньше и не задумывалась о том, что тишина тоже может звучать – звенеть в ушах.

«Не видно ничего. Хоть глаз выколи».

А если, действительно, кто-то сидит в темноте и наблюдает за ней?

Прямо за ее спиной?

Или сверху, – над ней?

Лицо мгновенно покрылось испариной ужаса.

«Нет-нет-нет».

«Только не думай об этом».

«…как же, всё-таки, страшно…»

В далёком детстве, оставшись одна в темноте, Стелла часто закрывала глаза, поскольку её богатое воображение имело тенденции создавать из темной тени на полу лужу крови, из невинной шторы – ведьму, или, к примеру, доисторическую хищную птицу.

В углах комнаты частенько «прятались» странные существа: как правило, с длинной шерстью и рогами. Эти, последние, – как только замечали, что она их видит, – шли к ней на задних лапах и приближались до тех пор, пока она вновь не закрывала глаза.

И тогда они исчезали.

Тогда оставалась только спасительная темнота, – безо всяких силуэтов.

И все же, жуткие образы появлялись вновь, – стоило только ей опять осмелиться взглянуть в их сторону.

Глядеть на монстров было страшно, но при этом, это странно притягивало.

И Стелла вынуждена была любоваться ими, потому что ей это было интересно.

Кроме того, у неё имелся способ защитить себя.

Открыть глаза – означало увидеть опасность лицом к лицу.

За закрытыми же веками опасности не было видно, – и тогда эта опасность действительно будто бы переставала существовать.

К сожалению, сейчас , в настоящее время (и в этом странном месте, лишённом звуков, запахов и света), – кроме темноты не на что было смотреть.