Максим Ибре - Человек, который пытался жить

Она начала оставлять записи в блокноте, и я сделал паузу. Как только она закончила, она посмотрела на меня с серьезным видом и сказала:

– Продолжайте.

Я продолжил, хоть и был озадачен:

– Все думают, что у вас просто какая-то сезонная грусть, но вспомните, разве даже от сезонной грусти не зависит поведение человека? У него меняется восприятие, сама способность воспринимать мир и события в нем в том виде, к которому он когда-то привык. Вы даже не сможете дышать так же, как дышали прежде, и самое смешное, что я тоже не знаю, как это произошло. Нет такого рычага, который вернул бы меня.

Я снова остановился. Мне было нелегко говорить об этих вещах кому-либо. Я просто молча наблюдал за тем, как она делает записи в блокноте, тогда она описала в воздухе забавный жест ручкой. Я понял, что мне нужно говорить и говорить. Медики… Величайший авторитет из когда-либо известных…

– Я больше не чувствую необходимости с кем-то разговаривать. Мои фразы и шутки теперь не односложные, не могут быть такими, как будто они не предназначены для страниц какого-то романа. Мне не надо приучать себя целоваться. Мне вообще не надо шевелить губами. Как будто мир размагнитился, смел всех на противоположную сторону и оставил меня одного перед разломом. Почти внутренний конфликт Кафки, которого я никогда не читал, – я снова начал исповедоваться за столиком в забегаловке при заправке. Невероятно.

…Они заставили бы вас говорить, и, возможно, вы бы что-то скрыли от них, но какой смысл, если они уже столкнули вас вниз?

– По какой-то причине я все еще готов просыпаться утром, вставать и идти куда-то. Я не ненавижу людей, я никого и не виню. Я не чувствую себя бессильным, но я смирился с тем, что у меня не получается сорвать этот разумный бунт, устроенный моим рассудком. Я успокаивал себя через творчество, но теперь я понимаю, что это была просто жалкая попытка обмана самого себя. Эта оболочка, этот футляр, в котором я обитаю, он убьет меня.

– Спасибо, Фома, это все, что мне было нужно, – она оставила последние отметки в бордовом блокноте и захлопнула его на радость мне.

…В конце концов, это именно ты оставлял что-то недосказанным.

Ассистентка достала из сумочки маленькую картонную карточку и написала что-то на ней со словами:

– Не волнуйтесь, Доктор Годард обязательно поможет Вам. Вот необходимая информация о Вашем первом сеансе сегодня вечером. Удачи!

Она протянула мне карточку и начала собираться. На карте был указан адрес и время сеанса – Хэвенвилль, 86. 22:00.

За это время она ни разу не посмотрела на меня. Она потеряла интерес. Они все так делали, потому что ты всегда говорил слишком много, хотя ты никогда не говорил достаточно.

– Прощайте, Фома! – она обратилась ко мне перед уходом.

– Прощайте, – я ответил с непростительной апатией, даже не взглянув в сторону девушки.

Когда она уже встала из-за столика, я обратил на нее внимание. Ко всему прочему она еще оказалась высокой девушкой. Но что мне оставалось делать? Спросить, где она живет, и сделать вид, что я знаю, где это? Брось, Фома. Ты теряешь голову над девушкой, с которой вы перестанете видеться уже через месяц, и ты прекрасно знаешь, что она тебе надоест первой.

Я опомнился и увидел, что ассистентки доктора уже нет рядом. Тогда я с некоторым облегчением откинулся на спинку сиденья и ухватился за голову. Ее ангельское лицо все еще преследовало мои воспоминания, буквально впилось в них. Я понял, что моей последней надеждой будет встретиться с ней в офисе Доктора Годарда. Только чтобы отплатить ей и заставить так же влюбиться.

Я закрыл глаза, мне хотелось еще раз пробежаться по ее маленькому румяному лицу и хиленьким ручкам в своем воображении. После этого я вспомнил и о предстоящем приеме у Годарда. Фигура Доктора Годарда все еще оставалась для меня загадкой. Фигура, находящаяся во мраке, но компания его ассистентки делала этот узел еще более заманчивым для распутывания. Дата свидания была сегодняшний вечер… Я имею в виду свидание с Доктором Годардом. Да, наш сеанс.

К сожалению, конкретно в этот сеанс лечения покоем на мое плечо упала чья-то крепкая рука. Без сомнений, что мужская, вряд ли бы ко мне пристала женщина-байкер с Марса.

– Эй, я тут ничему не мешаю? – прозвучал грубый голос, в дворовых реалиях обозначающий приближение человека без школьного образования.

Я открыл глаза и увидел, что передо мной стоял здоровый мужик в редкой бельгийской олимпийке от Adidas. Такие штучки были популярны в 90-х. Это был настоящий крутой парень. Крутые парни всегда мешают только своим присутствием. Я лениво еще раз сосредоточился на его виде и заметил, что его шея и плечи были настолько накачанными, что он походил на тумбу. Он выглядел так, как будто запер себя в качалке двенадцать лет назад и вышел сегодня.