Галия Трушечкина: Ты нас не видишь. Сборник

Нужно ли говорить, что новый хозяин мне сразу не понравился? На его счастье, я откуда-то знал, что домовые не могут причинить вред владельцу дома.

Иначе сразу бы уронил на него кирпич.

Он обошел машину и открыл дверь жене. И когда она опустила ноги в белых туфлях на мою землю…

Я почувствовал, что чьи-то руки снова смыкаются у меня на шее. И этот захват не разорвать, каким бы материальным и живым ты ни был.

Девушка была прекрасна.

И да, я влюбился.

Влюбился в человека.

Аня, ее звали Аня.

На нее было белое платье, белые туфли, жемчужные бусы. Все это придавало ей какой-то очень взрослый и серьезный вид – совсем как у старой хозяйки. Но та выглядела властно, ее красота была резкой и холодной. Только в старости она стала отогреваться – и лед, окружавший ее, растаял вместе с внешней оболочкой. То, что осталось, – ветхое, слабое, теплое – было моей настоящей старой хозяйкой.

Став собой, старушка смогла меня видеть. Смогла полюбить.

Никогда не забуду ее.

И Аня… Она не была похожа на старую хозяйку. Совсем.

Дорогая одежда и украшения смотрелись на ней странно – ей больше пошел бы туман и одеяние из весенней травы. Ее кожа словно светилась изнутри.

У нее были прекрасные глаза: зеленые, искристые, как шампанское, которое старая хозяйка иногда рассеянно оставляла открытым на столе. Я его попробовал однажды: оно забавно шипело и по цвету было как рассвет над полями, где я когда-то жил.

Вкус шампанского, шелест утренних трав, прохлада росы… Глядя на жену нового хозяина, я словно наяву ощутил все это.

Нет! Я дернулся, забиваясь дальше под крыльцо, спотыкаясь об обглоданные говяжьи кости, – под этим крыльцом хозяйские овчарки прятали ценные по их собачьим меркам вещи. Отдышался, втягивая запах мокрых досок и овчарочьей шерсти.

Выглянул снова, надеясь, что мне померещилось. Что я все же смогу относиться к ней как к хозяйке, а не… так.

Домовой не может любить человека.

Только как хозяина. Как ту старушку. Домовой не может желать смерти владельцу дома – а ведь он на нее холодно и горделиво, как на ценную вещь! Свою вещь!

Нет…

На глазах выступили слезы. Я свернулся калачиком под крыльцом, беспомощно уткнувшись в сгиб локтя, где самая нежная шерсть. Одно ухо я повернул в сторону новых хозяев, невольно вслушиваясь в их разговор.

– Тебе нравится дом? – голос Аниного мужа был грубым, хоть он и старался говорить помягче. Неужели он тоже ее любит?

– Да, очень нравится, – о боже, ее голос звучал, как капли дождя по листьям подорожника. Того, что кладут на ссадины. Ох… – Но мне так жалко твою бабушку. Ты ее даже на свадьбу не пригласил…

– Уверен, она даже не расстроилась.

«Лжец!» – чуть не крикнул я, вспомнив, как старушка плакала. Во рту появился вкус рома с ноткой злой горечи. Как он мог так говорить…

– Не говори так, – Аня согласилась с моими мыслями, ее голос стал жестче: капли дождя бились о крапиву, сгибали упругие стебли. – Это плохо. В любом случае, дом хороший. Зайдем внутрь?

Зазвенели ключи. Хозяин боролся с дверью. Подул холодный ветер, и Аня зябко поежилась. Я метнулся из будки в оконную щель, повернул ручку – не упрямься, дом, это твои новые хозяева. И не беспокойся, что домовой плачет. Они в этом не виноваты.

Только я.

Зашли. Она улыбнулась, осматривая прихожую. Надо было мне убраться, тут пыльно. И на зеркало стыдно смотреть. Аня вынула шпильки из волос, медовые локоны с облегчением рассыпались по плечам. Скинула белые туфли, изящными взмахами ног отправляя их в разные углы.

– Зачем? – спросил ее муж. – Хочешь простыть? Хорошее будет новоселье, с аспирином и чаем.

– Пол теплый, – беспечно улыбнулась она. – Разуйся тоже!

– Нет, спасибо, – ответил он. И правильно. Я бы не стал греть ему пол так, как ей: спрятавшись под половицами, убеждая их потеплеть и втянуть занозы, чтобы не поранить нежную кожу.

Что же со мной такое…

Они обошли дом, Аня обрадовалась камину. Я его тоже любил, особенно зимой, когда дрова сухо потрескивают и шепчут огненные сказки.

«Ты будешь разжигать камин? Только не всматривайся в тень в дальнем углу, там буду я. Тебе нравятся цветы? Мне кажется, они ожили, стоило тебе к ним прикоснуться. Значит, не зря все это время я заботился о них? Их тут никто не поливал, только я носил воду из самого пруда. Я еще не знал, для кого стараюсь. Теперь знаю».

Пока хозяйка осматривала дом и ласково касалась листьев, ее муж достал телефон и стал обсуждать какие-то свои дела. Я насторожился, прошмыгнул в ближайший цветочный горшок и затаился. Ну и кем же ты работаешь?