Владимир Кремин - Седовая падь

Сошел Терентий с лица, почернел, долго сидел молча, словно подменили его, как последнее сокровенное отняли. А Петр ему:

– Спрятался в дебрях, не сыщешь. Старуха Полина, вон уж, обо всех твоих зверствах давно поведала. И что ключа от сейфа ты домогался, который у Пантелея был. Чего ты только добился от жизни такой: гнильем у тебя тут пахнет, вот и душой ты прогнил, Терентий. В милиции уже все про твой сейф известно. В розыске он давно. Найдут ведь все равно. Да и стар ты уж стал, попользоваться добром не успеешь. Другое дело мне, молодому… Все еще впереди; сподобит и нужное хозяйство поставлю, дом отстрою, женюсь, да и глядишь, тебя старика, без помощи не оставлю…

Черней чернозема стал Терентий лицом, и чего он только тогда не умер, не пришлось бы грех на душу брать, да через это столь лиха хватить; на десятерых делить можно.

– Так что показывай дед свой тайник – велел Петр, – будем думать как поклажу отсюда вывезти, да чем отпереть.

Поддался Терентий уговорам, куда деваться; указал сейф. Внук все же, не чужому человеку доверился. Да и понимал он, как никак, что стар и кто, кроме внука и дочери о нем, старике, хоть малую заботу проявит. А за такую услугу, кто знает, может и в его, отшельническую, горемычную, жизнь, помощь придет.

Погрузили вместе сейф на подводу, и при двух лошадях, что были у Терентия, отправились к поселку. Решили поближе сейф захоронить до поры, пока ключ к нему подберут. Не наездишься ведь за каждым разом в тайгу, за тридцать верст почитай, да и не безопасно; выследить могут. Дорога шла в ночь, мимо топких Яшинских болот. Тропы были узкие, почти непреодолимые для упряжки из двух лошадей. Пришлось тянуть поклажу одной лошадью, поочередно меняя их. Ближе к утру, когда уже светало, топь стала просматриваться лучше; заговорила растревоженная, болотным газом, прелью травы пахнуло. Подвода, то и дело вязла, прорезая острыми ободьями колес, скользкую, мякоть почвы.

Петр, тогда, решил не пытать судьбу. Остановил подводу; чего лошадей в прорву толкать, неизвестно что марь таит. Может и непреодолимая вовсе для тяжелой поклажи. Одному куда проще меж кочек продираться, нежели с подводой. Хотя Терентий упорно уверял, что двигались правильно, да и с лошадью он здесь не раз хаживал. Все сходилось. Однако внук решил иначе; велел Терентию еще раз проверить дорогу, сам же принялся перепрягать уставшую лошадь. Терентий послушно двинулся вперед, громко чавкая промокшей кирзой сапог.

Болото, то утихало, таясь и крадучись опутывая путников тревогой предстоящего перехода, то недовольно бурлило и предостерегало, заходясь вонючими пузырями, изрыгая их из бездонных, неведомых и пугающих недр. Приходилось невольно прислушиваться к тишине таинственного, мертвого леса и к неровному дыханию ворчливой топи.

Прошло какое-то время… Петра неожиданно испугали тревожные крики о помощи; Терентий вопил на всю тайгу, словно бы встретил медведя. Провалившись в липкую, грязную топь, он изо всех сил пытался высвободиться. Однако его нестерпимая суета, только вредила и он быстро погружался в глубь. Когда Петр подоспел, болото ухватило его уже крепко. Поначалу рванулся помочь и вызволить из беды Терентия. Но у самой кромки топкого, гиблого места, вдруг остановился, не мог понять самого себя; что-то неведомое, тайное, словно сила какая, не давала ему сделать это, отталкивая от вонючей топи. Возникла коварная, навязчивая мысль: «Не нужно, зачем тебе? Судьбе так угодно… Оставь все как есть – не ходи, не надо, не помогай, тебе же все достанется. И нет хлопот…» – словно твердил ему голос черного, неживого леса. И он остановился, тупо уставившись на взывавшего о помощи Терентия.

Судьба уже запустила в него свои безжалостные когти. И теперь не выпустит эту добычу. Так ей тогда угодно было. Все истошнее и нестерпимее, бессвязно вопил старик, силясь высвободить усталое тело из дьявольских, цепких объятий торжествующей, беспощадной стихии, которая, в то далеко унесшееся время, правила угодный ей пир, сделав такой выбор…

А что же он? – теперь сама судьба назначила Петра, стать неизменным и единственным хозяином сокрытых в сейфе, неведомых никому сокровищ. Зачем ему этот старый, отживший свое Терентий? Природа взяла свое и разбуженная, потревоженная бедой тайга, вновь обрела прежний, свойственный ей предутренний покой.

Вот и тишина… Ждал он тогда этой тишины как никогда. Сердце по прежнему стучало туго, хотя и успокаивалось, словно мирилось с выбором, сделанным не им. Не ждал Петр, что в топких болотах на грибников нарвется. Что вот только искали они в такую раннюю пору в лесу? Наверняка с дороги сбились, заплутали, да ночевать в тайге пришлось. На крики и вышли. Троп в глуши мало, вот и свела судьба; кому на счастье, а кому на беду…