Надежда Гамильнот - 25 трупов Страшной общаги

– Ну все, теперь я буду прямо-таки выстреливать шедеврами, – сказал сияющий друг. – Обо мне начнут слагать легенды.

– И звать тебя будут Виталик-скорострел.

– Поосторожнее с шуточками, я так-то теперь вооружен.

Улыбаясь, друзья вышли к Удельному парку, а потом и к цели своего визита – заброшенному ресторану «Охотничий домик», который больше походил на старинную усадьбу. Его открыли в середине прошлого века, в девяностых там заседали бандюки, а после пожара в 2010 году власти затеяли реставрацию, но в итоге плюнули на это дело.

Проскочив через дыру в заборе, Виталик расчехлил фотоаппарат. С колонны у входа на него смотрело вырвиглазное изображение торчка-растамана. «Одна из лучших моих работ», – любил прихвастнуть друг. Вот и сейчас не утерпел, прищелкнул языком:

– Хорош, да?

– Ага. На тебя чем-то похож.

– Иди в пень, – беззлобно ответил Виталик и сделал парочку снимков с разных ракурсов. – Тебе до такого расти и расти, салага.

Обогнув здание и запечатлев еще несколько граффити, они вошли в ресторан. Лучи фонариков вспороли темные внутренности заброшки. Под ногами хрустели мелкие камни, кое-где валялись шприцы, бутылки и окурки. Саша продвинулся по грязному коридору и замер, прислушиваясь. Отчего-то возникло чувство опасности. Показалось, что тени сгустились, будто кто-то наблюдает из темноты за незваными гостями.

– Есть кто? – крикнул он.

– Хорош уже, – сказал Виталик. – Бомжей разбудишь.

Хмыкнув, Саша направился вдоль разрисованной стены. Здание медленно разрушалось, став пристанищем всевозможной публики, к которой принадлежали и райтеры. Надписи бежали по стенам, свет фонариков то и дело вылавливал знаки, буквы, причудливые узоры. Заброшенный ресторан пестрел рисунками, словно покрытое татуировками тело.

Пройдя чуть дальше, Саша выключил фонарик. Здесь было светло – из двух окон-пастей в помещение втекал серый питерский день, и граффити на стене сразу притянули взгляды. Слева Саша изобразил сгорбленного киномеханика, из проектора которого льется черный свет. Справа – бабку, толкающую ребенка в озеро. В этих граффити таилось нечто тревожное, но холодок по спине Саши пробежал не из-за знакомых изображений.

– Ого! – воскликнул Виталик. – Когда успел? Я думал, ты без меня сюда ни ногой.

Неизвестный подражатель побывал и здесь. За спиной старика появился кинозал с сидящими в креслах людьми, а из озера поднялись толстые щупальца.

– Это не я.

– Хорош заливать. Думаешь, я твой стиль не узнаю? Если хотел сделать сюрприз, то у тебя получилось.

Саша подпер спиной стену и вытер испарину со лба. Его подташнивало. Кошмар, начавшийся с граффити родителей, и не думал заканчиваться. Чувство было такое, словно кто-то одним ударом выбил почву из-под ног. Радовало только, что Виталик видит то же самое.

Сплюнув и подтянув лямки рюкзака, Саша сказал:

– Без дураков, Виталик. Это не я. Либо кто-то намеренно портит мои рисунки, либо…

Продолжать он не стал. Рой суматошных мыслей в голове запутывал и пугал, но одно было ясно как божий день: дело плохо.

Виталик сделал серию снимков и убрал фотоаппарат в сумку. Мазнул пальцем по кинозалу на стене:

– Сань, краска ни фига не свежая. Да и стерлась уже местами. Такое ощущение, что все в один день нарисовано.

– Чертовщина какая-то.

– Не ссы, братан, разберемся. Поехали в «Анархию». Проверим другие граффити, а заодно у тамошней публики поспрашиваем, может, народ чего слыхал.

Примерно через час они добрались до места, которое негласно принадлежало райтерам Питера. Здесь, вдали от шумного центра города, схоронилось скопление заброшек, и любой более-менее серьезный уличный художник хоть раз, да оставил на стенах рассыпающихся от времени зданий свой тег. В «Анархии» всегда было шумно, пахло свежей краской, и драки вспыхивали тут чаще, чем где-либо еще.

Первым делом они свернули к своим работам, и Саша заскрипел зубами от злости. Граффити изменились. Рядом с его героями со стен смотрели неизвестные черные силуэты – мужчины, женщины, старики, дети. Целая армия теней. Были среди них и кривые антропоморфные фигуры с обрубленными частями тела, и совсем уж странные, будто склеенные из людей и животных. И знакомая тварь с длинными пальцами-крючьями тоже была.

– Вот это жуть, – сказал Виталик. – Ночью увидишь – обделаешься.

Происходящее казалось сном, выдумкой больного воображения. Дурнота накатила с новой силой. Саша стал спускаться по разбитой лестнице, как вдруг собственная тень дернула его влево – к провалу, на дне которого торчали прутья арматуры. Саша уперся ботинками в пол, удержал равновесие. Подался всем телом назад. Тень продолжала тянуть – Саша физически ощущал ее прикосновение. Но вместо растерянности в нем уже просыпалась злость.