Лидия Девушкина-Соммэ - Страшные сказки

– Быдла?! Значит, ты социальный расист!

– Я-то пусть социальный расист, а ты мной не руководи, пожалуйста. «Звеньевой рукой водил, нами он руководил». И, презирая Игоря, ты сам аттестуешь себя социальным расистом.

– Ну вот! Пусть мы и странные – не факт. Ты странная на самом деле, а я не странный. Ну давай на обратном пути от него отсядем.

Пришлось так и сделать. Костя упорный донельзя, весь в папу. И я уступила ему еще и потому, что хотела похвалить его за то, что он не произнес ни одной французской фразы за все время общения со мной.

Этот день был восьмое марта, его мы потом и отметили малым коллективом «Избушки» в каком-то скромном приморском кафе. Игоря перед кафе как ветром сдуло – наверное, ни одного лишнего еврика в кармане. Я только помахала ему рукой, смущенно и незаметно от Кости.

А поздним вечером вдруг подумала, что он – тот самый Игорь Хавкин, который расплевался с некоей Сусанной Георгиевной, «Сузи», как ее тут запанибрата звали. Сусанна была истовой прихожанкой старокалендаристской православной церкви. Да, эта церковь была православной, но в своем роде сектантской, оторвавшейся от матери-церкви еще в 1927 году. За незнанием других местных церквей, я натолкнулась по прибытии из России именно на эту церковь.

Посоветовала ее мне некая Лара, которая жила во Франции уже лет пятнадцать, которая была очень общительная и любила со всеми прибывающими экспатами знакомиться (редкий случай) и которая великолепно пела на клиросе любой церкви, хотя немного и в оперном стиле. Совет Лары и привел меня в эту церковь на улицу Жан-Жак Руссо, где я на радостях решила перезнакомиться со всем приходом. Сразу же после литургии в разговоре сошлась вот с этой Сусанной, маленькой стройной старушкой девяноста двух лет (Лара потом заметила мне, что ей уже около ста), до сих пор привлекательной, с густыми натуральными светлыми буклями, с выпуклыми голубыми глазами в обрамлении чуть подкрашенных ресниц. Выяснилось, что жила она недалеко от нас, и она охотно к себе пригласила.

Я пришла к ней, когда в доме у нее убиралась домработница (фам де менаж), которая же и принесла нам чай из кухни. Сузи была смешлива, бойка, вспоминала переезд из Крыма в Бизерту (Тунис) в 1921 году, когда села на пароход вместе со всей семьей, еще будучи маленькой девочкой, но в пути один раз пароход тонул, они чудом спаслись, папа был крупный нефтепромышленник, а мама, оказывается, наполовину француженкой, пароход с двух сторон конвоировали два французских линкора – охраняли вроде бы. Кто-то их обстреливал, вот они и стали тонуть, но линкоры помогли. В Тунисе она закончила только пять классов, больше учиться не смогла, ей категорически не давался английский язык. Какой-то художник-аматор поделился с ней своими знаниями, научил малевать маслом. Она нигде не работала, второй муж ее неплохо обеспечивал. Картины рисовала всю жизнь с подписью «Майя» в правом нижнем углу. Рисовала вроде бы для себя, но одна русская особа, конкретно по фамилии Крысянина, которую я с ней познакомила, поссорилась с ней (Сузи обвинила ее, что та украла у нее арабское ожерелье) и стала угрожать, что подаст на нее в налоговую инспекцию за то, что та рисует картины и продает их без малейшего намека на уплату налогов. Итак, она всю жизнь была домохозяйкой при двух (по очереди, разумеется) русских мужьях. Первый был яростный игрок в карты, проигрывал все, что только можно, и даже чуть не проиграл и ее, Сузи, то есть даже и проиграл, и понял всю бездну своего падения, и сделал то, что должен был сделать устыдившийся русский мужчина: сбежал от семьи в неизвестность. Мне оставалось непонятным, на что и сколько времени жила Сузи одна с дитем, но возник второй русский, он был, напротив, очень порядочный человек, ученый-аграрник, с которым она безбедно прожила всю оставшуюся жизнь. На этой позитивной ноте к нам забежала ее дочь Марианна, уже очень неважно говорившая по-русски, в отличие от своей мамы, которая говорила почти по Боборыкину. Сузи гордилась этим и бросала на ходу замечания:

– Вот вы, Валюша, тоже слабо говорите по-русски. Завкафедрой. Ну что такое завкафедрой? Нет такого слова в русском языке.

Да что она понимала, эта Сузи, обиженно подумала я. Она никогда в советском вузе не училась! Только пять классов школы за плечами. А язык – это живой организм, он развивается. Я не стала вслух с ней спорить. Лишь скосила глаза на развешанные в ее комнатке-мастерской ее же городские пейзажи, иногда с нарушениями перспективы, чуть косые. В другую нашу встречу Сусанна мне поведала, что новые, вновь приехавшие, понаехавшие русские ей кажутся просто несносными по своему нахальству, неучтивости и плохому русскому (она опять меня легонько лягнула за мою завкафедру ), хотя в то время я познакомила ее именно с завкафедрой русского языка нашего местного университета (в момент знакомства я подчеркнуто ушла от сокращения и обозвала этого господина Слуцкого полным наименованием, но по-французски, притом добавила, что это не кафедра русского языка, а кафедра славянских языков). Знакомство состоялось к большому взаимному интересу. Про него она в итоге своих наблюдений заметила, что он бурбон и бука (отчасти это было правдой, и хотя он был русский, а его миловидная подруга француженкой, она тоже прекрасно говорила по-русски, и про нее Сузи сказала, что Николь необычайно милая). Кстати, Слуцкий тоже обратил внимание на кривизну арабских пейзажей Сузи, а когда пришел к ней очередной соблазн пригвоздить всех в целом новоприбывших русских, Сузи развернула передо мной взволнованный рассказ о том, как ей довелось побывать «генералом» на свадьбе одной своей знакомой француженки, которая сочеталась браком с неким Игорем Хавкиным из Питера.