Адам Нэвилл - Судные дни

Дэн пожал плечами:

– Друг, мы рассказываем историю. Которую еще никто не рассказывал, по словам Макса. И если мы этого не сделаем, сделает кто-то другой.

Возможно, Дэн просто пытался подбодрить Кайла. Тот уже не знал, что думать, даже себя толком не понимал. Но его терзало подозрение, что он может превратиться в одного из тех, кого ненавидит. Смотря на горящий конец сигареты, он спросил:

– Но кто?

Дэн приподнял мохнатую бровь:

– Марта дала мне визитку нашего предшественника. – Он двумя пальцами вытащил карточку из кармана. – Старина Малькольм Гонал. Вот его номер. Давай поговорим с ним. Узнаем, что он нарыл.

– Даже он слился.

– Я о нем много лет не слышал. Он прославился «Духом» и еще снял «Голоса из ниоткуда» в девяностых. А потом, по-моему, только футбольными хулиганами занимался.

– Херню он снимал.

– Да. Полную. А все сверхъестественное было подделкой. Обычная телевизионная чушь.

– Он просто воплощает все, что я не люблю.

– Он ничего не делал столько лет. Наверное, капитально сидел на мели. С таким сюжетом он бы организовал себе триумфальное возвращение, – заметил Дэн.

– За деньги, которые предлагает Макс, Гонал бы кого-нибудь убил, – хмыкнул Кайл.

– Маус с ним работал пару лет назад. Какой-то фильм о гангстерах. Сказал, он – редкостный козел.

– Почему тогда Гонал отказался от этого?

– А ты позвони и спроси.

Кайл посмотрел на визитку:

– Я лучше завтра, когда мы вернемся, к нему заезду. Перед этим заброшу к Максу флешки и потребую ответов о том, во что мы вляпались, – он сунул карточку в бумажник.

– В Нью-Кросс нет никаких киностудий, он, наверное, из дома работает.

– Точно. Макс искал среди культовых режиссеров, вышедших в тираж. Типа меня. Не знаю, правда, зачем. Вряд ли он надеется на Сандэнс или Канны.

– Я понял. Но для начала ты не мог бы оказать мне огромную услугу?

– Что такое? – Кайл посмотрел на Дэна.

– Ложись уже спать.

Мотель «Ригал», Сиэтл.

23 июня 2011 года. 03.00

Он открыл глаза в комнате, которую не узнал, и посмотрел в белый потолок. Он весь вспотел, замерз и дышал как в последний раз.

Кровать была огромной. Комната тоже. Показатели его жизнедеятельности отслеживали несколько устройств, прячущихся внутри палатки из прозрачного воздухонепроницаемого пластика, в которой он умирал.

За ней кто-то скребся в дверь комнаты снаружи. А иногда слышались тяжелые удары, как будто собака билась о дерево головой.

Сухую, морщинистую кожу на голове жгло. Он заворочался и увидел, что его конечности превратились в покрытые пигментными пятнами палки. Они бессильно лежали на чистых белых простынях. Халат из алого шелка окутывал тщедушное тело, оставляя открытой шею. В больших костистых руках и ногах торчали какие-то трубки, засунутые под покрытый коричневыми пятнами пергамент, который когда-то был кожей. Гениталии усохли до коричневатого бугорка. Дышал он тяжело, с присвистом, как ребенок-астматик, все лицо закрывала кислородная маска, плотно обхватывающая череп, где сейчас обитал разум Кайла. Мутные глаза смотрели, не мигая, на мертвые ноги и фигуру за ними.

В изножье кровати стоял он сам. Это были его зеленые глаза, его взлохмаченные черные волосы, его плечи, которые вдруг оказались шире, чем он думал, его татуировки с языками пламени и пинап-девицами на бицепсах, его подтянутый живот – он вечно мало ел и слишком много курил, – его длинные ноги в узких черных джинсах и его ремень с пряжкой в виде мальтийского креста.

Кайла окутывала мешанина трубок, он слышал щелканье кардиомонитора, хрипы и удушливый клекот под резиновой маской, а напротив видел себя. Но другого себя. Изменившегося. Он стоял прямо, спину держал так, как сам Кайл никогда не мог, когда владел этим телом, телом, в котором родился, которое росло вокруг него; его лицо никогда не было таким злобным, жестоким и одновременно таким радостным, как теперь, когда двойник, ухмыляясь, разглядывал себя самого, лежащего в столь плачевном состоянии на больничной койке.

В панике он заворочался на тонких простынях. Попытался сесть. Увидел, как человек улыбается и уходит, оставив его позади, как кучу бесполезного мусора, искусственно оживленного и не нужного больше этому миру.

Тот, кто скребся в деревянную дверь, стал спешить, как будто мечтая попасть внутрь.

Кайл проснулся в темноте и закричал. Невидяще посмотрел вокруг. Было жарко, пахло потом, сигаретами, виски и куриным жиром, впитавшимся в картон.