Однако в Риме каким-то непостижимым образом все обстояло иначе. Этот город успокаивал его и восхищал. Этот город вернул ему магию веры, придал ему сил и помог выстоять в борьбе с циничным миром, и Жискар, несмотря на возраст, с новым восторгом посвятил себя наукам. Днем он делился со своими братьями идеями современной теологии, а по ночам штудировал бесценные тома, имевшиеся в библиотеке Ватикана, все глубже и глубже погружаясь в ее богатства и узнавая совершенно поразительные вещи.
Сначала его не слишком беспокоило, что в библиотеке есть комната, в которую он не мог попасть, он обратил на нее внимание, лишь когда лихорадочно занялся целиком поглотившими все его мысли исследованиями таких сложных материй, как правда и реальность. Больше всего его огорчало, что он не знает, какие тайны скрыты от него. В это крыло библиотеки можно было войти только по особому разрешению Папы, но за время, проведенное в Риме, Жискар ни разу не слышал и не видел, чтобы кто-нибудь вошел в тайную комнату. Любопытство, как бы невинно ни звучало это слово, стало для него тяжелой ношей.
Однажды вечером Жискар, как обычно, читал в библиотеке, погруженный в свои исследования. Было довольно поздно, но он редко спал больше пяти часов в сутки и часто засиживался до ночи. Работа сегодня не шла, он почти ничего нового не узнал и страшно устал. Он снял очки и потер уже слипавшиеся глаза.
Освещение в этом самом старом из длинной череды старых помещений библиотеки было очень тусклым Жискар сидел за длинным дубовым столом на невероятно неудобном — впрочем, других здесь и не было — деревянном стуле с высокой спинкой. Все в этой комнате было мрачным, старым и неудобным, казалось, обстановка комнаты подтверждала, его давнюю догадку: церкви, провозгласившей своей целью поиски правды, нет до правды никакого дела, ее интересует лишь подобие истины, и она встает на пути у каждого, кто попытается заглянуть дальше постулатов современной веры.
«Не удивительно, что свитки Мертвого моря вот у же несколько десятилетий находятся в руках переводчиков», — подумал он.
Разумеется, Жискар никого за это не винил. Никто не хотел знать правду, люди желали верить в то, во что они «должны» верить, — не более того.
Но, сидя на неудобном стуле в тускло освещенной комнате, в окружении тысяч древних томов, Анри Жискар понял, что именно он хочет знать. Он хотел знать все, что можно узнать, даже если ему не удастся до конца понять древнюю мудрость.
«Пусть сами наслаждаются своей косностью», — подумал он тогда.
О, как все это старо и цинично. Он знал, что рано или поздно это случится.
Он устал, в нем росло раздражение, а глаза болели от чтения при тусклом свете. Жискар находился к самом старом крыле библиотеки, здесь хранились самые древние книги. Только дубовая дверь у него за спиной, дверь в ту самую комнату, существование которой доводило его до бешенства, казалась старше самих книг. Он на минуту опустил голову на стол и прикрыл глаза, давая им отдых и стараясь успокоиться. Лишь позже, когда все уже свершилось, Жискар понял, что тогда он уснул за столом.
Ни полиция, ни сигнализация не отреагировали на появление в Ватикане незваного гостя. Он прошел по длинным, темным галереям и коридорам, где разгуливало эхо, миновал личные покои кардиналов и священников, незамеченным спустился в самое сердце Ватикана Этот путь занял целых десять минут у того, кому не нужно было скрываться. Этот человек каким-то непостижимым образом проскользнул мимо трех служителей в первом зале библиотеки, неслышно прошел мимо спавшего Анри Жискара и наконец остановился перед запретной дверью. Если бы Жискар не спал, он поздравил бы его с успехом.
Он и по сей день не знает, что его разбудило, но, что бы это ни было, он проснулся. Он не поднял еще окутанную сном голову, не стал тереть глаза или зевать, но и не подскочил резко на своем месте.
Как обычно, не поднимая головы со скрещенных рук, Жискар легко вернулся в окружающий мир, словно и не покидал его.
Он несколько мгновений не шевелился, хотя не понимал еще, что произошло нечто необычное. Когда наконец он поднял голову, то быстро закрыл и открыл глаза.
Нет, сказал он себе, дело не в уставших глазах, просто плохое освещение.
Все же он снова потер глаза, надел очки, собрал свои вещи, книгу, которую читал, поставил на полку над столом, чтобы завтра легко найти ее. Он совсем уже собрался уходить и в последний раз взглянул на ненавистную, вечно запертую дверь.
Читать дальше