Брэм Стокер - Логово белого червя

Уже не верилось, что этому кошмару хоть когда-нибудь наступит конец. Из жизни людей исчезла радость, исчез сам смысл жизни, сменившись безысходной тоской. Гигантское темное пятно, парившее в небесах, отбрасывало свою дьявольскую тень на всю округу — тень невидимую, но словно проказа, исподволь разъедавшую все живое. Черный коршун реял над «Кастра Регис» символом новой ереси, и негде было укрыться от безотрадного мрака, навеваемого его крыльями.

Дни шли, и отчаяние росло. Люди едва решались заговаривать друг с другом; их чувства и желания были словно парализованы. Все это время Эдгар Касуолл, видя, к чему привело его средство избавиться от птиц, искал способ, как исправить создавшееся положение.

Он сам был бы рад убрать змея, но беда была в том, что стаи птиц продолжали прибывать и прибывать — вся округа кишела ими, и лишь в окрестностях Замка по-прежнему не было ни одной.

Казалось бы, какую угрозу для людей может представлять обычный бумажный змей? Но он не был обычным. Он словно высасывал жизненную силу из всех, кто жил рядом с Замком. А для обитателей фермы «Мерси» его воздействие было поистине убийственным. И тяжелее всего приходилось Лилле. Даже будь она настоящей голубкой, испугавшейся воздушного пугала, и то ее сердечко не трепетало бы в смертельном страхе настолько сильно.

Но не все покорно сносили выпавшее на их долю испытание: некоторые все же находили силы и желание обсуждать происходящее, сравнивая свои впечатления и соображения. Многим казалось странным, что легче всего переносил обрушившуюся на них тишину Ууланга, дитя первозданной природы. Да, по натуре он был грубым толстокожим дикарем с низкой душевной организацией, но этого все же было недостаточно, чтобы объяснить, почему он не поддался общей депрессии. Адам попытался разгадать истинную причину и вскоре пришел к выводу, что негр каким-то одним ему доступным образом восполняет запас энергии. И, после некоторых размышлений, он даже понял каким: при виде страданий других Ууланга испытывает несказанное удовольствие. А в данный момент источник, из которого он таким извращенным способом черпал все новые и новые силы, был поистине неиссякаемым.

Леди Арабелла также почти не изменилась, но у нее была иная причина: благодаря своей холодной эгоистической натуре она как бы вовсе не замечала страданий других. И Эдгара Касуолла беспокоила только забота об урожае: людские тревоги и печали его нимало не интересовали, что уж там говорить об каких-то птичках и животных! Мистер Уэтфорд, мистер Сэлтон и сэр Натаниэль, напротив, были крайне озабочены происходящим. Частично причина была в их природном мягкосердечии: ни один из них не мог спокойно наблюдать за мучениями живого существа, хотя бы даже и дикой птахи; частично их снедала забота о том, как сохранить свою собственность, так как они прекрасно предвидели возможные последствия происходящего.

Страдания Лиллы привели к тому, что лицо ее совсем осунулось, а глаза потускнели. В любой момент она могла разразиться слезами. Мими же больше всего мучило то, что она ничем не в силах помочь любимой сестре. Ей оставалось одно: запастись мужеством и терпением и ждать, пока не появится хоть малейший проблеск надежды. Адам, зачастивший в последнее время на ферму, как мог, поддерживал ее, и за это Мими была ему очень благодарна.

Через пару недель Эдгар Касуолл заметил, что змей не так уж ему мешает, наоборот — паривший в вышине над Замком коршун словно придал его жизни новый смысл. Теперь он уже откровенно любовался воздушными виражами своего чудовищного создания. Он даже приказал установить на смотровой площадке башни кресло и часами просиживал там, захваченный игрой со змеем, словно ребенок, наконец-то получивший в подарок желанную игрушку. Что, однако, не мешало ему временами наведываться на ферму «Мерси» и терзать своими визитами Лиллу.

Какими бы ни были чувства, которые он испытывал к ней первоначально, теперь их сменило нечто сродни животному инстинкту. Да и сам он сильно изменился: все, что в нем было человеческого и гуманного, постепенно атрофировалось, а эгоизм и жестокость его натуры все больше бросались в глаза. И он даже не давал себе труда поддерживать хотя бы видимость приличий. Однако, как ни странно, одновременно росло и его равнодушие ко всему окружающему. Касуолл замкнулся в себе, стал неразговорчив и угрюм. Соседи даже стали поговаривать, что он слегка помещался на своем воздушном змее: ведь он следил за ним уже не только все дни напролет, но даже и по ночам. И уже трудно было сказать, кто из них двоих кем управляет.