Элизабет Ли - Ведуньи

Судил на Майском параде как всегда магистрат Томпсон. Шляпа его сегодня была украшена цветами, засунутыми за ленту тульи. Эту свою обязанность – одну из немногих – он исполнял с явным удовольствием, прохаживаясь вдоль шеренги девиц и время от времени останавливаясь, чтобы одну погладить по нежной щечке, у другой поправить локон, а у третьей спросить, не нужна ли ей работа, потому что у него снова свободно место служанки.

Из осмотра кандидаток магистрат устроил настоящее представление: каждую девушку приподнимал за подбородок, внимательно рассматривал ее личико, потом приказывал несколько раз повернуться и показать красоту груди, талии и бедер. Он каждый год повторял, что выбрать Майскую королеву – дело нелегкое.

Но в итоге решение было принято. Молли, когда выкрикнули ее имя, даже взвизгнула от восторга и тут же обеими руками прикрыла рот, обводя торжествующим взглядом стоявших рядом подруг. Несколько парней с Гэбриелом во главе подняли новую королеву и поставили на повозку. Молли крепко держала свою шляпу и нарочито брыкалась, чтобы все могли полюбоваться ее стройными ногами в беленьких чулочках. Но смотрела она только на Дэниела. Он отвернулся и невольно глянул в сторону проклятого холма, куда через весь луг тянулась тропа. Нет, ничего он не мог с собой поделать!

– Ты бы подошел к Молли да поздравил ее, – сказала Бетт. – Она же так этого хочет.

– Что ты знаешь об этих Хейвортах? – невпопад спросил Дэниел.

Бетт нахмурилась: такого поворота она явно не ожидала. Но, пожав плечами, сказала все же:

– Лечат, ворожат, а может, понемногу и колдовством занимаются. Травы всякие знают и всякое такое. Мать-то у них – знахарка известная, настоящая мастерица. А вот о парнишке я такое слыхала, что просто кровь в жилах останавливается.

– А о девушке?

Бетт прикрыла глаза рукой от слепящего солнца. У них за спиной вокруг Молли уже собралась целая толпа, слышались крики, веселый смех.

– А ты почему спрашиваешь? – Бетт подозрительно на него посмотрела.

– Ну… я просто…

Она сжала его руку:

– Ты сегодня о Хейвортах лучше вовсе не думай.

– Но я и не… Да я вовсе и не думаю. Просто я… – По уши влюбился. Но выговорить это вслух он не смог.

Бетт прищурилась.

– Тут жди беды, парень. К ним за помощью обращаются только те, кому уж очень нужно. А иначе не стоит. Посмотри, вон как Молли на тебя поглядывает, хотя, ей-богу, более глупой девчонки не найдешь. Зато она очень хорошенькая, правда ведь?

Возможно, Бетт была почти во всем права, но он все же не мог к ее советам прислушаться.

И она, еще разок погрозив ему пальцем, пошла разыскивать в толпе своего мужа.

От неожиданно сильного удара по плечу Дэниел даже пошатнулся. Гэбриел.

– Ну что, Дэниел, зря надеялся, что Майская королева тебя выберет? Такой щенок, как ты, ей в ухажеры точно не годится.

– Что?

– Я же вижу, что она на меня глаз положила. Давненько мне такой удачи не выпадало. Хватит мне с грязными шлюхами возиться. Хватит вкалывать в поте лица, вечно оставаясь в тени. Наступает чудесное лето, и мне только плоды с дерева обтрясти остается. Или, скажешь, я неправ? – Он подмигнул Дэниелу: – Знаешь, когда я ее обнял, так даже через одежду почувствовал, какая она горячая.

Дэниел помолчал, потом сказал:

– Мне сейчас в другое место нужно, – и пошел по тропе через залитый солнцем луг.

Он уходил прочь от этого празднества, ото всех, кого знал с детства. И от той хорошенькой девушки в повозке Майской королевы, что вместе с шумной процессией двигалась сейчас по деревенской улице, а дети бросали перед повозкой цветы.

Но в тени проклятого холма, на склоне которого словно присела полуразрушенная чумная деревушка, а земля до сих пор носит в себе следы похороненной в ней ядовитой плоти, и духи умерших, жалобно стеная, все еще бродят, порой возникая в воздухе, живет девушка со «штормовыми» глазами и острым языком. И эта девушка увидела в нем, Дэниеле, то, чего другие никогда не видели.

Он никогда не был хозяином собственной судьбы. Так какая разница, кому именно он вручит себя? Может быть, ей? По крайней мере, он сам выбрал ту, что сумела подчинить его себе. Эти мысли дарили ему некую свободу, некое дикое вольное чувство, которое словно освещало ему путь и одновременно промораживало до костей.

Джон сидит на корточках в темном углу возле своего тюфяка. В руках какая-то дощечка, под поношенной рубахой проступают костлявые плечи. Это он надеется прихлопнуть одну из тех мышей, что гнездятся в наших соломенных матрасах. Впрочем, охотой на мышей он обычно занимается, только если настроение у него особенно плохое.