Сергей Гончаров - Билет в никуда

Мужчина поглядел на Иосифа мутными, словно две лужи, глазами.

– Я не хочу присаживаться сюда, – взвизгнул он. – Я собираюсь сесть на место, которое купил!

Мишастик оторвался от книги и свесился посмотреть на нового попутчика.

– Сейчас, сейчас, – пробормотал Эдуард Эдуардович.

– Ты не можешь пока здесь посидеть? Освободят тебе твое место, – альпинист попытался урезонить спутника.

– Я сказал, что буду сидеть на том месте, которое купил! – он так хлопнул по столику ладонью с зажатым в ней билетом, что стекло вагона содрогнулось. Когда убрал руку, Иосиф с Яной прочли на билете фамилию – Каннибалов.

– Встаю-встаю, – Эдуард Эдуардович тяжело поднялся, подобрал сумку. Белки его глаз резко контрастировали с красным, как Кремлевская стена, лицом.

Стоило Эдуарду Эдуардовичу встать с койки, Каннибалов сразу схватил билет и забился в угол, к самому окну. Сумку поставил под ноги, словно там пара слитков золота и несколько пачек с крупными купюрами.

Мишастик вернулся к чтению книги, а Иосиф сел на место.

– Чокнутый, – прошептала поэтесса.

– Точнее и не скажешь, – кивнул Иосиф.

Эдуард Эдуардович с минуту потоптался на месте. Закинул сумку на третью полку, стал одной ногой на столик, заскрипевший от такого веса. Кряхтя, будто стокилограммовую штангу поднимал, с огромным трудом забрался на купленное место.

– Поезд отправляется, – донесся из прохода голос проводницы Юлии. – Просьба провожающих покинуть вагоны! – заглянула в последний отсек, зацепилась взглядом за развалившегося на койке Белоцерковца. – Уважаемые провожающие, – повторила, шагая к выходу и осматривая отсеки. – Поезд отправляется. Убедительная просьба покинуть состав!

Спустя несколько минут грохнула сцепка. Едва заметно вокзал начал двигаться, провожающие замахали руками, полетели воздушные поцелуи. Состав набирал скорость, вскоре исчез перрон, в соседних отсеках зашуршали пакеты, зашипел газ из открываемых бутылок. Моментально вагон наполнился запахами еды. Мимо последнего отсека начали курсировать женщины. Они толпились в очереди перед туалетом, чтоб переодеться в домашние халатики и пижамы.

– Тронулись, – через десять минут после отправления сказал Иосиф. – В добрый час.

– В добрый, – ответила Яна.

Белоцерковец храпел на весь вагон, изредка разбавляя эти звуки задорным бульканьем. Прошла проводница, еще раз сверила электронные билеты. У режиссера бумажный билет торчал из кармана джинс, и так как он вряд ли б отреагировал даже на атомный взрыв, Юлия вытащила билет, оторвала нужную часть.

Когда запах еды рассеялся, а некоторые начали стелить постели, якобы лечь, а по сути, чтоб на их месте не сидели, Эдуард Эдуардович достал из сумки внушительную курицу-гриль – еще горячую, в термопакете, три упаковки сока, помидоры, одноразовые столовые приборы, хлеб, соль, грузинскую аджику, огурцы. Заметно опустевшую сумку вернул под койку.

– Присаживайтесь, – позвал всех. – Поесть я люблю. И покормить других тоже люблю!

Умопомрачительный запах курицы убедил не только мужчин поесть мяса, но даже Яна соблазнилась. Белоцерковца, совместными усилиями, переложили ближе к стенке, а рядом разместились Эдуард Эдуардович и Иосиф. Яна с Каннибаловым и Мишастиком сидели на противоположной койке.

Поначалу все усиленно жевали, но позже, когда животы заурчали, перерабатывая еду, медленно, но верно, завязался разговор, в котором не участвовал лишь Каннибалов.

Каждый начал беседу на волнующую его тему. Так Иосиф поведал об упадке в спорте. Мол, его не финансируют, не развивают. Припомнил юность, когда занимался альпинизмом, то все выезды, все снаряжение ему оплачивало советское государство, а сейчас занятие альпинизмом своим чадам могут позволить лишь хорошо обеспеченные родители.

Яна перехватила инициативу и завела речь об упадке в культурной области. Сказала, что, будучи поэтессой и членом Союза Писателей, два первых сборника стихов ей пришлось публиковать за свой счет, лишь третий согласилось выпустить мизерным тиражом одно крохотное издательство. По ее словам стихи нужны только поэтам, а это говорит об огромной яме в культуре России.

Когда она договорила, проснулся Белоцерковец. Поднялся на локте, мутным взором осмотрел попутчиков.

– Зайцы переростки, – буркнул режиссер. Тут же завалился и вновь заснул.

Мишастик заспорил с Яной, доказывая, что культура никуда не делась, просто перетекла в другое русло. Пока они спорили, Эдуард Эдуардович жаловался Иосифу на бюрократию, забившую, словно сошедший сель, все отверстия управленцев. Лишь Каннибалов не сказал ни слова. Он успевал послушать Мишастика и возражения Яны, одновременно вникая, на что жалуется Эдуард Эдуардович.