Татьяна Иванько - Байкал

А вот мать с того дня, как выгнала нас из-за стола, больше не проявляла своего прежнего особенного расположения ко мне. Напоказ сердилась и фыркала при виде Аяи или нас обоих. А то и высказывала колкости вроде: «Глядите, царица с мельницы идёт» или «Мука белая или серая больше по нраву царице?», «С ярицы сегодня муку смолотили?». Но я, уважая мать, не позволял себе отвечать на это, глядя на Аяю, которая невозмутимо воспринимала все эти мелкие уколы.

На охотах и во время пиров иногда, вспоминая детские дружбы, я стал перетягивать к себе парней, которые видели во мне настоящего вождя, тех, кто будет мне преданным другом, как бывают преданны псы – не считая себя равными мне. И Аяя очень помогала мне в том, потому что иногда самые хитрые, предполагая, что станут такими же всесильными, как теперешние вельможи при моём отце, пытались прилипнуть ко мне и умели подольститься так, что я уже верил, что именно этот считает меня самым умным, незаурядным, настоящим будущим царём. Но Аяя, зоркая, как никто, говорила мне, когда мы оставались наедине:

– Не приближай больше этого. Он лжец, гнилой и подлый, он предаст при первой возможности. Но и не удаляй слишком, держи в поле видимости, зная, на что он способен, будешь видеть и опасность по нему.

А о другом говорила:

– Этот и ждать не будет, он настоящий лазутчик.

– Лазутчик? – изумлялся я. – Чей? Отца?

Она качала головой:

– Нет, твоих врагов. Они уже поняли, что ты сильный, что ты настоящий могучий будущий царь и хотят уничтожить тебя. Причём, пока твой отец жив-здоров, ты ещё в относительной безопасности, но, едва он умрёт, тебя убьют, не дадут стать царём.

– И кто, по-твоему, мой главный враг? – заинтересовался я.

– Наиглавнейший – это Сил Ветровей, – сказала Аяя. – А вот Викол относится к тебе хорошо. У него теплеют глаза, когда ты говоришь, он всегда внимательно слушает, он тот, кому можно если не доверять, то исспросить совета.

– Значит, по-твоему, Викол может быть другом нам?

Аяя покачала головой с сомнением.

– Другом… нет, друг – это кто-то близкий, по духу и мыслям, а Викол, он… обтекаемый, осторожный, он подождёт, кто победит, к тому в итоге и присоединиться. Это попутчик, может быть союзник даже, но не друг.

Ну что же, и это уже немало, Викол заведует книгами, всеми знаниям, он наш учитель и временами мне кажется, что он знает всё, хорошо уже, что такой кладезь хотя бы нам не враг, как большая часть приближённых моего отца.

После всех приглядок и испытаний у меня было три вернейших друга: Рысь, сын моего конюшего, живой и сообразительный обладатель зелёных кошачьих глаз. Игол, спокойный и мудрый, как старец, который подшучивал иногда, что это потому, что он живёт уже шестнадцатую жизнь. И Батербей, с которым мы были дружны всю жизнь, и единственный, кто хотел служить даже не мне, но царству. Так я создал за год с небольшим очень прочную основу своего будущего царствования, когда бы оно ни наступило.

И ещё кое-что я сделал. Мы с Аяей стали мужем и женой. По всем правилам и законам, заведённым у нас вокруг Великого Моря, ибо, если вышивали и готовили зайца все по-разному, то женились, следуя одному и тому же древнейшему ритуалу. В самый длинный день в году мы пришли с ней на берег нашего Великого Байкала попросить его благословения и соединить нас навсегда. С нами были четыре свидетеля, это трое моих товарищей Игол, Рысь и Батербей и ещё старшая горничная Рина, она с любовью прислуживала мне с детства, выбирала тех самых красивых служанок, которые помогали ей, и приняла Аяю, будто и не отделяла её от меня. Я ей доверял полностью, и хотелось, чтобы здесь был кто-то из старшего поколения, чтобы это не казалось несерьёзным развлечением «детского» двора царевича, вроде моих прежних сомнительных каверз.

Обряд самый простой и в то же время полностью до мелочей соответствовал нашей тысячелетней традиции: мы разделись до рубашек, сняли обувь, распустили волосы, тщательно вымытые и расчёсанные с самого утра, надрезали ладони и, накапав руды в кубок с Байкальской кристальной водой, выпили по глотку, а остатки вылили в Море, после чего надели друг другу на грудь медальоны, слитые из серебра и золота с аверса и реверса и профилями и именами друг друга, мне – её, ей – мои, и после этого, взявшись за руки, подошли к самой кромке Моря.

Сегодня полный штиль, ветра не было, улеглись все волны, то ли замерев в ожидании перемены погоды, то ли предвещая долгий штиль и солнце, что, нечасто, но бывает в середине лета, то ли бурю. Солнце склонилось уже к скалам на западе, чтобы, скрывшись за ними, распахнуть полог ночи.