Говард Лавкрафт - Заточенный с фараонами

Несколько приободрившись, я взялся за свои путы и использовал весь опыт своей жизни, чтобы освободиться, как часто делал это в ослепительном свете огней и под аплодисменты многочисленной публики. Привычные препятствия совершенно завладели моим вниманием, к тому же исчезла длинная веревка, и я почти уверился, что немыслимые кошмары были галлюцинациями и никогда не существовало ни страшного колодца, ни бездонной бездны, ни бесконечной веревки. Неужели я все-таки в привходном храме Хафры возле сфинкса и, пока я лежал без сознания, вероломные арабы пробрались внутрь, чтобы мучить меня? Как бы то ни было, мне надо было распутать веревку. Вот встану без кляпа во рту и повязки на глазах, увижу хоть какой-нибудь лучик света и тогда буду даже рад помериться силами с коварными врагами!

Не знаю, сколько времени я стягивал с себя веревку. Наверное, дольше, чем на сцене, потому что я был ранен и измучен всем тем, через что мне пришлось пройти. Наконец ничто мне не мешало, и, глубоко вдохнув холодный сырой зловонный воздух, который не стал лучше из-за отсутствия кляпа, я почувствовал, что не могу пошевелиться. Пришлось мне еще полежать, потихоньку распрямляя руки и ноги и вглядываясь во тьму в надежде разглядеть хоть слабый лучик и понять, где я нахожусь.

Потихоньку силы вернулись ко мне, но глаза ничего не видели. С трудом поднявшись на ноги, я смотрел во все стороны, но видел только эбонитовую тьму, словно и не снимал с глаз повязку. Ноги еще плохо меня слушались, но все же я мог идти, только не знал куда. Мне было ясно, что идти наобум нельзя ни в коем случае, так как я мог оказаться еще дальше от выхода, поэтому я помедлил, чтобы определить, откуда тянет тем холодным натровым запахом, который сопровождал меня во все время моих кошмаров. Предположив, что его источник и есть выход из подземелья, я решил ориентироваться по нему и никуда не сворачивать.

Отправляясь из дома, я прихватил с собой коробок спичек и маленький электрический фонарик, но, разумеется, после всех встрясок в карманах у меня не осталось ни одного более или менее тяжелого предмета. Чем дальше я продвигался в темноте, тем сильнее чувствовал сквозняк и запах, пока наконец не уверил себя, что запах идет из какого-то отверстия, как, например, дым – из сказочной бутыли рыбака, в которой сидит джинн. Восточная сказка… Восток… Египет… Воистину эта темная колыбель цивилизации всегда была источником несказанных чудес и несказанных кошмаров!

Чем дольше я размышлял о природе подземного сквозняка, тем беспокойнее мне становилось, ибо, несмотря на вонь, я был уверен, будто, плутая, все же иду к выходу, пока наконец не сообразил, что подобный смрад не может иметь ничего общего с чистым воздухом Ливийской пустыни и что его извергает еще более глубокая и страшная бездна. Следовательно, я выбрал неправильный путь!

Поколебавшись немного, я решил не поворачивать назад. Сквозняк был моим единственным ориентиром, потому что я не обнаружил никаких особых примет в неровном каменном коридоре. Двигаясь же против непонятного смрада, я непременно должен был выйти на какую-нибудь дыру, а там и к стене, окружающей Циклопову пещеру, в которой иначе не отыскать ни входа, ни выхода. Я понимал, что, вполне возможно, обречен на неудачу. То место, в котором я находился, не имело отношения к известному всем туристам привходному храму Хафры, к тому же мне пришло в голову, что о моем коридоре не знают даже археологи и он случайно оказался открыт заключившими меня сюда любопытными и вероломными арабами. А если так, то есть ли отсюда выход в посещаемую часть храма на поверхность?

И вообще, какие у меня основания думать, будто это привходной храм? На мгновение все мои самые страшные кошмары вновь обрушились на меня, и я живо вспомнил и падение, и кружение по коридорам, и веревку, и мои раны, и видения, которые на самом деле были видениями. Неужели это конец? Впрочем, может быть, так даже милосерднее? Мои вопросы оставались без ответов, а я упрямо шел вперед, пока судьба в третий раз не ввергла меня в беспамятство.

Теперь обошлось без видений, так как неожиданность происшедшего выключила не только мое сознание, но и подсознание. Делая очередной шаг в том месте, где вонь была уже настолько сильна, что у меня не хватало физических сил ей противостоять, я поздно заметил черную каменную лестницу и покатился по ней в зловещую тьму.

Дыхание вернулось ко мне только благодаря врожденной живучести здорового организма. Я часто думаю о той ночи и нахожу смешными свои повторяющиеся обмороки, словно взятые из дешевых киномелодрам тех лет. Конечно, не исключено, что этих обмороков не было вовсе и весь мой подземный кошмар – всего лишь видения одного долгого беспамятства, которое началось из-за шока, связанного с падением в бездну, и закончилось с целительным прикосновением наземного ветерка и первых лучей поднимающегося солнца, когда я лежал, простертый на песке, перед розовевшим насмешливым ликом великого сфинкса.