Мать была невысокая, плотно сбитая, с круглым лицом, с зачесанными назад русыми волосами, носом пуговкой, маленькими карими глазками под тяжелыми надбровными дугами и полными сочными губами. У нее были широкие, мужские плечи, давала о себе знать постоянная тренировка с костылями. Ее единственная левая нога была крупной и мускулистой. Мать никогда не рассказывала, где потеряла ногу, как никогда не говорила, кто наш с братом отец и где он обретается. Метод воспитания на все случаи жизни был один и самый безотказный – широкий солдатский ремень. Наши с братом задницы были крепко прострочены этим ремнем, и если я сначала громко плакал и умолял мать не лупить ремнем, с годами с удивлением ощутил, что задница потеряла чувствительность, и было не больно, когда она стегала ремнем.
В школе я учился плохо, закончил восемь классов. Единственное, пристрастился к чтению, читал все подряд, классику, фантастику, детективы, научно-популярные работы. Многое по причине малолетства не понимал, но упорно, одну за другой, поглощал книги.
Помню, что очень завидовал однокласснику – Сашке Рецу, у которого бабка работала в библиотеке, и дома у нее был шкаф с подписными изданиями. Я облизывался на этот шкаф, смотрел на книги за стеклом и мечтал их прочитать, но не мог, шкаф всегда был закрыт. Когда я попросил Сашку дать эти книги почитать, тот сделал жалостливые глаза и прошептал, что бабка их никому – даже ему – не дает. Бабка считала эти книги слишком ценными, чтобы их мусолили чужие пальцы.
Потом меня подхватил северный холодный ветер, и я не по своей воле долго отсутствовал в городе, а бабка Сашки Реца померла. Когда я вернулся и спросил Сашку о бабкиных подписных изданиях, тот дохнул перегаром и, замявшись, сказал, что книги пропали. Я понял, что Сашка их пропил, но стесняется признаться. Так я не прочитал подписные издания, стоявшие в бабкином шкафу. Помню, там было пятнадцать томов Золя, шесть томов Бунина, еще подписные издания Диккенса и Теккерея. Теперь книги никому не нужны, дети выбрасывают бесполезное наследство родителей на мусорники, а я собрал неплохую библиотеку. Книги стопками стоят на полу в сарае.
После школы я пошел в профтехучилище, где получил специальность подземного электрослесаря. Однако после окончания училища я ни дня не работал по специальности, а диплом благополучно потерял. Злой северный ветер сначала занес в Нижний Тагил, где пришлось поработать на стройках народного хозяйства, и на Дальнем Востоке половить рыбку на траулере, и в тайге отнюдь не туристом погулять по лесным делянкам.
Классный руководитель не раз повторяла, что у меня были хорошие задатки к учебе. Теперь, задним умом, понимаю, что со мной надо было заниматься, но матери удалось закончить всего четыре класса, и на мою учебу обращала внимание только в тех случаях, когда я в очередной раз набедокурил в школе. Поэтому она брала в руки солдатский ремень и охаживала мою задницу. Я по привычке громко орал и давал себе обещание не попадаться. Если бы мать обращала внимание на мою учебу, я мог хорошо окончить школу, следом вуз, получить диплом инженера и уехать по распределению в Северный Казахстан. Многие из моих одноклассников так поступили и выбились там в люди, став разнокалиберными начальниками. Правда, после распада Союза им пришлось возвращаться обратно, но все же…
Однако моей матери было некогда. Несмотря на то, что была калека, на одной ноге, она, как ни странно, пользовалась большой популярностью у мужчин. В нашей части коммунальной квартиры частенько табунились развеселые мужские компании под водочку. Выпив, мать любила поплясать. Это был макабрический танец с прыжками на одной ноге и виртуозным вилянием зада перед воспаленными похотью глазами пьяных собутыльников. Обычно мать начинала плясать одна, и к ней по очереди присоединялись пьяные ухажеры. Они так и вились вокруг нее, а она продолжала самозабвенно скакать по комнате, а, умаявшись, повисала на мужских руках.
Меня с братом обычно закрывали в другой комнате, и я через дверную щель наблюдал за происходящим в зале. Мне было мучительно стыдно за мать, за ее пьяные неуклюжие прыжки. Мужики впадали в азарт и скакали вместе с матерью, а потом, заваливали ее на кровать. Мать высоко задирала левую ногу, а мужики, конвейером, один за другим, занимали место на ней, суетливо дергали голыми задницами и отваливали в сторону, как упившиеся клопы.
После пьянки и случки мужики нехотя расползались. Мать бродила по квартире опухшая, злая, с растрепавшимися жидкими волосами, в одной сорочке, и сзади на сорочке расплывалось неприятно пахнущее пятно желтоватого цвета. Я не понимал, что это за пятно на сорочке матери, и только когда подрос, и случились первые поллюции, понял, что так неприятно пахнет сперма.
Читать дальше