Илья Рашев - За бесконечность времени. Рассказы | Книга первая

Как они хаотично переплетались друг с другом. Люди проходили сквозь них и не замечали.

Они скучали. Все. И живые, и мертвые.

Я скучал тоже.

Михаил скучал по-своему.

Он от того и пьет, наверное, чтобы заглушить всё это, так что пусть его сын чаще приносит ему выпивку. Это ему помогает. А я не буду противиться этому и осуждать его.

Да, Михаил свыкся уже со многим. За пять лет здесь многое услышишь и узнаешь. Держать это все в себе невозможно. Можно и с ума сойти.

Вот он и спасается алкоголем. Находит себе какие-то занятия, а не просто сидит и ждёт. Ходит, общается, знакомится с «жителями» нашего кладбища.

Ожидание убивает.

Как он и сказал, что это тоже жизнь, только в другой ее форме. Есть живые, и есть мы. И все здесь – на одной земле.

Я начинал это понимать и осознавать с какой-то горечью. То, что сейчас – это не изменится. Когда мы живы, мы знаем, что однажды умрем. Там есть какое-то стремление. Стремление успеть жить. А тут нет ничего. И это теперь навсегда.

Видеть, как стареют те, кто однажды сюда тебя привезли и предали земле. Какие испытывают трудности там, в мире живых.

Мы для них вроде исповедников. Они знают, что мы их слышим и видим.

Мы единственные, кому они могут рассказать обо всем, как себе.

И выговорившись, они уходят отсюда с легкой душой.

Вот только нам не легче от этого.

Начинаешь переживать за них.

А они боятся, боятся непознанного. Боятся умереть.

А что потом? Куда попадут, в ад или в рай? И что там вообще за жизнью?

Так бы и сказал им, что бояться нечего, живите пока живется и никого, и ничего не бойтесь, но не можешь. Никак и ничем помочь им тоже не можешь. Просто слушаешь. И переживаешь. Не за себя, за них. За маму и папу, что там у них такое случилось? Почему вдруг решили разойтись?

Михаил – за сына, за внучку. Как они будут дальше?

Но он как-то справляется с этим. Я думаю, что тоже научусь однажды, как и он, с этим справляться.

– Андрюх, – Михаил ткнул меня в плечо, – ты чего завис? Эй.

Я дернулся.

– Что? – повернув голову в его сторону, опешив, спросил я.

– Задумался, говорю, о чем?

– Да так, – тихо ответил я.

Михаил поставил пустую бутылку под лавку.

– Я пойду, говорю, прилягу, что-то разморило меня, – он был пьян.

– Хорошо, – ответил я, – а я ещё посижу немного.

– Давай.

Михаил медленно поднялся с лавки и, шатаясь, держась за деревья, направился к себе «домой». Потом он скрылся в своей старенькой могиле.

Хорошая погода продержалась до самого вечера.

Кладбище постепенно опустело.

Вороны подчистили остатки еды у могил и тоже притихли.

На небо высыпали звёзды. Похолодало.

Был прожит еще один день здесь.

Мне надо перестать их считать.

Просто перестать.

И я остался сидеть абсолютно один… Наедине с тишиной и звездами.

На следующий день я снова сидел на своей лавке.

Утро было прохладным, а кладбище безлюдным.

На нем, как и всегда, копошились только его обитатели.

Было тихо. Деревья стояли неподвижно.

Небо вновь было затянуто серыми тяжелыми тучами.

Совсем скоро вместо дождя они принесут сюда снег.

От вчерашнего солнца остались лишь воспоминания.

Через какое-то время, позади себя, я услышал женские голоса.

– Всё, пришли, – запыхавшись, сказала женщина.

Я обернулся.

Это была мама. На ней был черный траурный платок, черная демисезонная куртка, а в руках искусственные цветы.

За ней пробиралась тетя Тамара.

Тоже во всём черном и с такими же бездушными цветами.

Они прошли немного от дороги и оказались в моем маленьком дворике.

– Специально недалеко от дороги выбирали место, чтобы долго не искать, – сказала мама и прошла к столику рядом с лавкой.

– Здравствуй сынок, как ты тут поживаешь? – обратилась она к моей фотографии, протирая ее и табличку с моим именем на кресте.

Я стоял рядом и смотрел на свою маму.

Тетя Тамара выкладывала принесенные ими бутерброды, бутылочку настойки и пластиковые стаканчики из сумки на стол.

– Привет мам, – тихо сказал я, – нормально. Ты как?

Я пытался заглянуть в ее глаза и найти в них ответ, но она не слышала меня, и я понимал, что мой вопрос прозвучал в пустоту.

Мама наклонилась над могилой и принялась поправлять цветы, втыкая туда новые.

– Листьев-то сколько налетело. Сейчас я тебе тут немножечко приберу, – пыхтела она, – красиво будет.

Мама у меня немного полная женщина и в годах, так что наклоняться ей было весьма непросто.