Александр Варго - Двое в лодке (сборник)

Ему нужно было убедиться в том, что зверь на свободе, не затаился в тамбуре, так и не выбежал на улицу. Он стал продвигаться к двери, медленно толкнул ее палкой от себя.

В следующую секунду волк выскочил из сестринской, небольшой комнаты рядом с Нинкиным постом, и бросился к свободе. Бесшумно, беззвучно.

Иртышный краем глаза заметил тень в тот самый момент, когда женщины вновь завизжали. Он и сам не понял, чего больше испугался, внезапной атаки или крика.

А бабы, доложу я вам, на стрессе воют похлеще любой падающей мины. А если их две, обе с голосом, в замкнутом пространстве, да еще и на столе!..

Иртышный успел отскочить в сторону и махнуть палкой так, что лохматый монстр впечатался в пластиковую дверь. Под действием удара створка отошла в сторону. Волк мгновенно сообразил, где выход, и, загребая лапами, рванул по направлению к свободе, туда, где еще недавно была щель. Мутант не смог сразу вырваться на волю, потому как оказался между двойными дверями.

«Только бы сейчас никто не вошел!» – подумал доктор.

Зверь был настолько умен, что методом тыка обнаружил именно ту дверь, которая наконец-то вывела его на крыльцо.

Не успел волчий хвост окончательно исчезнуть с глаз, а Серафима уже орала:

– Я тебя уволю, слышишь! Я тебе такое в трудовой напишу!..

Бледный и взъерошенный Иртышный повернулся к начальнице и заявил:

– В следующий раз показывай туда, куда надо. – Он хотел добавить вежливое определение «корова», но не стал.

Нинка спустилась со стола, подошла к Иртышному и тихим голосом пожаловалась:

– Он на нас прыгал. Знаешь, как страшно было.

Следом за медсестрой на пол снизошла и начальница.

Иртышный хотел было помочь ей, но наткнулся на строгое заявление:

– Не надо меня трогать, Аркадий Петрович! Немедленно показывай, что там у тебя в подвале. Все, Иртышный, инспекция!

Дверь в лабораторию была открыта. Остановить Серафиму он не мог.

Фурия сбежала вниз, очень быстрым шагом прошла по коридору и оказалась в лаборатории.

Старая голова волка встретила заведующую туманным взглядом расширенных зрачков, продолжая висеть на металлическом пруте.

Серафима вылетела обратно с круглыми, наполненными ужасом глазами. Иртышный едва успел сделать шаг в сторону. Дама не смогла затормозить, врезалась в стену рядом с лестницей и села на пол.

– Серафима Ильинична, вы как? – Он подбежал к ней и обнял за плечи.

Она посмотрела на него робко, по-детски, глаза в глаза.

– Ты же больше не будешь заниматься этим, Аркашенька?

Он глубоко вздохнул.

– А как же Лиза? Ты же хочешь, чтобы она избавилась от хромоты? – Иртышный сел с ней рядом. – Нам придется продолжать. Рыжов уже вложился. Ему нужен результат.

– А это?.. – Она посмотрела в сторону лаборатории. – Голова там и висит. Она живая, смотрела на меня.

– Не может быть! – воскликнул доктор и бросился проверять.

Он вернулся через минуту и заявил:

– Обычное дело. Мышцы рефлексируют. Зрачки расширены, мозг мертв. Пройдет через час, может, через два.

– Сожги ее! – приказала Серафима и стала подниматься на ноги.

– Обязательно. С этим у меня строго.

Он очнулся от воспоминаний в темноте, холоде, сырости. Доктор жутко хотел спать, но никак не мог забыться.

Им придется выследить и убить волка, сбежавшего из лаборатории. Где он может быть? Успел ли загрызть кого-нибудь, жив ли вообще? Смог ли приспособиться к жизни в лесу?

А если его самого разорвали сородичи? Тогда совсем плохо.

Опасны не сами бактерии, а споры. Рано или поздно зараженный волк умрет. Среда для бактерий станет некомфортной. Колония законсервирует сама себя, сбросит оболочку, ненужную для спячки, а вместе с ней и информацию о ее носителе и будет ждать, может быть, даже миллионы лет.

Шансы заново подцепить посреди тайги споры бактерий не велики. Есть опасная фаза продолжительностью в несколько дней, когда тело еще не разложилось окончательно и остается привлекательным для падальщиков. Они могут и споры зацепить.

Если бактерии крайне живучи, то споры появятся не сразу. Для заражения они должны попасть внутрь организма. Только тогда бактерии включат непонятный пока механизм, отвечающий за восстановление всего носителя, его укрепление и, может быть, даже развитие. С точки зрения природы все просто. Чем здоровее носитель, тем лучше всей колонии.

Доктор пока не мог сделать окончательный вывод о том, какая это форма симбиоза. Если хорошо и бактериям, и организму, в котором они живут, тогда мы можем говорить о мутуализме. Если организм рано или поздно откажет, то это паразитизм.