Мишель Грирсон - Становясь Лейдой

Маева попробовала улыбнуться, но губы не слушались.

Вдова глядела пристально и сердито, подмечала каждую неряшливую деталь. Маева подняла руку и попыталась пригладить растрепанную копну рыжих кудрей. Она поплотнее закуталась в одеяло и сама поразилась тому стыду, который вдруг испытала под колючим взглядом вдовы; никогда прежде она не стеснялась своей наготы. Наконец вдова скрестила руки на груди с таким видом, словно приняла решение или вынесла приговор. Ее льдисто-голубые глаза, холоднее студеного зимнего ветра, буквально вонзились в Маеву.

Выпрямившись в полный рост, Маева твердо встретила ее взгляд.

Вдова чуть подалась назад. Вскинула подбородок и кисло сморщила нос, словно на нее повеяло чем-то скверным.

Питер прочистил горло.

Биргит презрительно хмыкнула:

– Это еще что за диво?

Питер шагнул к Маеве и встал прямо под ней. Обернулся к вдове. Слова прозвучали как гром среди ясного неба:

– Мы спасли ее в море. Это моя… Маева.

Маева широко распахнула глаза.

Моя ?

На лице вдовы отразилось точно такое же потрясение, как у самой Маевы. Обе женщины оторопели от этого неожиданного заявления. Этого притязания на право собственности.

Питер взглянул на Маеву, не уверенный, поняла она что-нибудь или нет. Но она все поняла. Он почему-то решил, что два незнакомца, два совершенно чужих существа – рыбак и его сегодняшний улов – теперь крепко-накрепко связаны друг с другом.

Именно в эту минуту к причалу вернулся Ганс вместе с каким-то крупным, дородным мужчиной. Видимо, это и был городской магистрат. Весь запыхавшийся, с красными пятнами на лице – то ли от быстрой ходьбы, то ли от пьянства. Он не стал подходить близко к траулеру, остановился поодаль. Наступила неловкая тишина; взгляды всех, кто стоял на причале, сосредоточились на одной точке.

Точно волки, они все смотрели на Маеву с разной степенью жадности.

Питер поднял руку:

– Магистрат Иннесборг, позвольте представить вам… Это Маева. Моя невеста.

У Маевы все похолодело внутри, ноги сделались ватными. О боги, нет .

Вдова потрясенно вздохнула.

Иннесборг хмыкнул. Оценивающе оглядел Маеву с головы до ног, словно она и впрямь была рыбой, выловленной из моря. Задержал взгляд на ее босых ступнях, чуть выше уровня его глаз на палубе траулера.

Почему-то именно от этого взгляда Маева почувствовала себя еще более униженной и поруганной. Она попятилась, поджав пальцы на ногах. Она старалась казаться спокойной, но не смогла скрыть свой ужас. Она уже поняла, что попалась в ловушку. И еще очень не скоро вернется домой.

Ты за мной не пришел…

Соленая желчь подкатила к горлу. Сдержаться не было сил. Маева перегнулась через ограждение, и ее вырвало прямо на пирс. В нескольких дюймах от ног вдовы.

Хельга Тормундсдоттер украдкой пробралась мимо трактира на постоялом дворе. Запустив руку в карман накидки, она притронулась пальцами к черному камню – камню в форме молота, который всегда носила с собой. Далеко впереди деревянный шпиль церкви пронзал небеса. Хельга шла, опустив голову, не обращая внимания на запах эля и смех, доносившиеся из трактира. Ее позвали к Маеве посреди ночи, когда вся деревня спала крепким сном. Это и к лучшему, подумала Хельга. Так у нее больше шансов пройти незамеченной, миновать церковь и добраться до горной тропинки, ведущей к дому. Рождение такого ребенка лучше сохранить в тайне от посторонних глаз.

Трактир и церковь – один полыхает огнями, другая черная, как сама ночь, – стояли по разным концам деревни, как готовые к бою солдаты вражеских армий. Вербовка была ежедневной борьбой: оркенцев тянуло то к пьянству, то к благочестию, иногда одновременно и к тому и к другому, к вящему огорчению здешнего пастора. Жители Оркена – все двести тридцать три человека, плюс еще один после сегодняшней ночи – рождались у моря и только для моря, вся их жизнь подчинялась воле приливов, капризам ветров и погоды; и по воскресеньям вся деревня усердно и рьяно молилась в церкви, дабы Господь не оставил их в своей милости. Но изменчивая погода и неуверенность в завтрашнем дне – будет хороший улов или нет – порождали непреходящую тревогу, и большинство рыбаков топили эту тревогу в спиртном чуть ли не через день и молились богам в еженощном негласном ритуале.

Сегодня трактир был забит до отказа. Вечером накануне прибыло рыболовецкое судно из Бергена, и после долгого пребывания в море матросы изголодались не только по крепкому элю. Хельга чувствовала их голод, слышала его отголоски во взрывах смеха и хриплых криках, разносящихся эхом в ночи. Большинство слишком пьяны, чтобы заметить старуху, бредущую мимо. Слишком молоды, чтобы возжелать старую каргу. И все-таки Хельга благоразумно прикрыла лицо капюшоном; люди непредсказуемы, а пути человечьи неисповедимы.