Дмитрий Бовичев - Игла бессмертия

– Что ж, и ты там был?

– Я-то? Был. В Снегирёвском гренадёрском полку.

– Ну?! Так ты из высоколобых?

– Точно так.

– Вот же Бог нас водит! Доберёмся до кабака – с меня кварта ординарной, – сказал Демид.

Фёдор достал из-за пазухи кожаный кошель, туго перетянутый у горловины и протянул Николаю:

– На-ка, отведай турецкого табачку, яблочного. А что же ты нынче в зелёном ходишь?

– Благодарствую. Да ведь уволен я со службы, как, мыслю, и вы. А амуницию эту мне господин капитан справил, да неладно сделал.

– Почему ж неладно? – спросил Фёдор.

– Иль зазорно тебе, гренадёр, что по табели понижение вышло? – усмехнулся Демид.

– Не-ет, на вас, на пехоте, всякая баталия держится, вам почтение каждый выкажет, кто не дурак. А сделал все ж неладно. Мундиры-то у нас – с иголочки, а мы-то сами – потёртые, давно уж не рекруты. Так где ж это видано, чтобы старый рядович в новом ходил? Да и сапоги… – Николай махнул рукой.

– Хм, верно, – кивнул Федор. – Но нам-то что за дело?

– А то, что инкогнито!

– Чего?

– Инкогнито! Сиречь тайно. Скрытно нам надлежит быть, ведь мы ни к какому полку не приписаны, да и про дела наши сторонним людям знать не надобно.

– Эвон оно как! Да-а…

Солдаты закурили, и вокруг разнёсся благовонный дым яблочного табака. Молодец один только не дымил и уже начал клевать носом.

– Ты ложись, Олежка, спозаранку нам сызнова ногами вёрсты мерить, – сказал Николай.

Парень, и за день, и за весь вечер не сказавший ни слова, только облегчённо кивнул. Расстелил одеяло, помолился про себя, лёг и сразу уснул.

– Откуда ты, Николай, себе такого спутничка выискал? – недовольно покачав головой, спросил Демид.

– То приказ господина капитана.

– А давно ты с его высокоблагородием?

– Пару зим да почитай два лета.

Помолчали.

– А доводилось ли вам… доводилось ли сшибиться с кромеш… – шёпотом начал было Демид, наклонившись к костру.

– Язык прибери! Куда ты лепишь?! Кого ночью помянуть собрался? – прикрикнул на друга Фёдор.

– И то, – оторопело ответил Демид, поспешно крестя себе рот.

Однако незаданный вопрос повис в воздухе и придавил собой всю расслабленность. Тишина, сопровождавшая путников у костра, будто бы обострилась, и Николай понял, что не слышит ни птиц, ни кузнечиков, ни прочей живности, которой должно быть полно в лесу.

– Что ж, случалось разное, – сказал он. – Но с нами крестная сила, да и сами мы не лыком шиты. Я двадцать пять лет в строю отбыл и навидался всякого.

– То война – дело людское, знакомое, а то…

– Да ведь и вас же господин капитан не за строевые экзерциции к себе позвал. Ведь встречались вы с нечистой силой?

– Верно, но без божьего света и не покалякать-то об этом с толком. Давайте, что ли, спать?

– Да, пора. Что-то мне неспокойно, вы ложитесь, а я покараулю тишком.

Солдаты разложили одеяла, и Фёдор с Демидом улеглись. Николай же подкинул в костёр остаток хвороста и достал из своего сидора яблоко. Поглядел на него, повертел, и хотя яблочко было спелое да гладкое, достал коротенький нож и стал его на дольки делить. Да так неудачно поделил, что палец себе порезал.

– Тьфу ты, лихо, всё яблоко искровил, – пробормотал солдат и зашвырнул испачканный кровью плод подальше.

Затем немного отодвинулся от костра, разложил своё одеяло и прилёг на него сверху, на спину. Неспешно подсунул правую руку под голову, натянул треуголку на лоб и стал поглядывать из-под широкополой шляпы по сторонам.

Тихо потрескивал костёр. Лето шло на убыль, и ночи напоминали о скорой осени. Демид уже похрапывал, а Фёдор всё никак не мог устроиться и на разные лады подтыкал под себя одеяло. Однако ж водка хорошо разогнала кровь по жилам, и вскоре служивый задремал.

Старая дорога, возле которой заночевали путники, шла через луга и перелески, неторная, неспешно зарастающая травой, в иных местах пересекали ее звериные тропы. А нынче же на версту окрест не нашлось бы ни зайца, ни полёвки. Другие силы, противные живой природе, пришли сюда. И неспроста.

Большеголовые лысые серые твари с маленьким хилым телом подбирались к биваку. Длинными тонкими руками-крыльями, сложенными до поры в кожистые складки, они перебирали по земле, ползком сторожко крались к людям. Белёсые выпуклые глаза-блюдца на полморды не отрывались от беспечных путников.

Обыкновенно опасливые, на этот раз твари соблазнились подачкой – кровавым яблочком, которое одна из них вылизала дочиста.

Уже два-три шага оставалось до стоянки, когда тот самый человек – желанная добыча, зашевелился, будто бы что-то почуяв. Твари замерли; в сумраке, в неверном свете звёзд и остывающих углей костра их нельзя было отличить от кочки. И спящий лишь немного поворочался и снова лёг на спину.