Алексей Войтешик - Проводник. Нулевая симфония Брукнера

Кецко поднял взгляд:

– Эта система, уже сейчас начинает работу по внедрению в то будущее, которое предрекает Чура? – предположил он.

– Именно! – едва не вскричал премьер. – И теперь – главное! Я вам предоставляю шанс тоже вскочить в этот Ноев ковчег. Как вы считаете, откуда у меня столько информации?

– У вас …среди них знакомые? – осторожно предположил Кецко.

– Нет, – едва заметно улыбнулся шеф, – просто я один из тех, кто принадлежит этой удивительно живучей системе.

Но, это, что называется лирика. Теперь слушайте внимательно о деле, по которому я вас сюда пригласил.

Новый ставленник старой власти – отыгранная карта. Как только вздыбятся воды, его, как и других из старой компании, вымоет на пустынный берег. Я и мои коллеги об этом побеспокоимся. Змея должна сменить кожу. А что до вашего отдела, то за что новой власти к вам иметь претензии? Вы только исполнители. Запуганные шантажом, силой и другими рычагами. Думаю, отдел не расформируют. Люди такой редкой специализации нужны при любой власти. Я побеспокоюсь о том, чтобы никто не узнал о том, что у вас имеются проблемы со «связью». – Премьер поднял взгляд к небесам. – Работайте себе, как раньше и не пугайтесь раньше времени того, что грядет. Вы ведь доверяете моему слову? Вот вам моя официальная гарантия на спокойствие, правда, – заметил шеф, – есть одно условие. Вы будете рассказывать мне все, что от вас будут требовать новые руководители и ничего не предпринимать, прежде не посоветовавшись со мной.

Через полгода я лишь уйду с экранов, но отнюдь, я надеюсь, не потеряю своей силы. Кстати, перед вашим новым куратором я за вас поручился. Можете быть уверены, что останетесь на своей должности до тех пор, пока будете мне нужны. Так что, свободно можно верить в то, что в неведомом грядущем для нас с вами есть место. Но, только при условии, что мы найдем Проводника. Теперь давайте вместе думать, как это провернуть, пока экзархат ищет своего в России.

Кецко, до того старавшийся не шевелиться, наконец, сменил позу ожидания и невольно поморщился от боли в затекших суставах.

– Мы сделали все, что могли, – начал оправдываться он, – но все каналы закрыты. Я же докладывал. Непонятно куда девался Велесов, а есть ли здесь другие – неизвестно.

– Забудьте об этом, – намного мягче посмотрел в его сторону шеф, – должен вам признаться, что и я в некотором роде причастен к тому, что вам было сложно их искать. Теперь, когда вы на моей стороне, а ведь вы на моей стороне?

Кецко, подавшись всем телом вперед, кивнул.

– Отлично, – продолжил премьер, – если найти самого Проводника – проблема, тогда сконцентрируемся на поисках групп, работающих с этими полусказочными персонажами…

Ивану нравилось работать в лесу. Белорусское полесье места волшебные – самое лучшее убежище для него – сына деревенской ведьмы. В Весее, деревне под Слуцком, где они тогда жили, все считали Анну Федоровну таковой. Конечно, мать что-то такое знала, лечила, ворожила. Скольким людям помогла, а они все равно ее боялись и оговаривали.

Иван рос без отца. Мать родила почти через десять месяцев после смерти мужа. В деревне сразу определили, что Анька-ворожка зачала от нечистого, потому и сжила Степку со свету. Все, что осталось Ваньке от родителя, так это фамилия Кругляк, отчество Степанович и множество столярного инструмента.

С детства Иван ощущал по отношению к себе страх со стороны сверстников, зло, издевки, поэтому старался прятаться от всего этого в батином сарае, занимал руки и голову полируя мастерство столяра-плотника. На то время большинство мальчишек связывали свое будущее с колхозом в профессии механизаторов, а те, кто учился получше – агрономов или инженеров. Ванька же хотел стать столяром-мастером. Он обожал запах свежеструганного дерева и торчал в сарае с утра до вечера. Мать не могла нарадоваться на него, а как-то, когда он стал постарше, со слезами на глазах сказала, что-то вроде: «ну хоть один будет обыкновенным человеком, спасибо Степке».

Ему было лет пятнадцать, когда они переехали в Бары, подальше от злых языков. Мать все свое добро упаковала в шесть больших узлов, а вот для Ванькиной мастерской пришлось нанимать машину. На земле, что им дали в этом колхозе, был дом и два больших сарая. Скорее всего, мать специально выбрала именно это место. Во-первых, на краю деревни, прямо у леса, а во-вторых, ее любимцу Ване не придется делить свою столярку с коровой и поросятами.

Мать всю жизнь проработала дояркой, потому и здесь, в Барах, ее охотно взяли на ферму. Труд это тяжкий, если не сказать адский. Летом жара, зимой сквозняки, ледяная вода, неподъемные тачки с кормом, навоз, резиновые сапоги и так далее. Едва только Ивану исполнилось восемнадцать, мать стала сильно болеть. Местный доктор говорил, что это радикулит, а потом оказалось, что так отдавало в спину больное сердце. В один день ей стало так плохо, что Ваня испугался. Он никак не мог представить, что человека может так выгибать и рвать что-то изнутри. Как только приступ отпустил, мать отправила Ваню сбегать к соседу Мишкевичу и попросить его отвезти ее на почту.