Дмитрий Ахметшин - Ева и головы

– Человеческое тело не стоит поощрять в его желаниях. Вот и всё, что следует о нём знать. Отдыхай, брат.

– На самом деле ты хотел прочитать про кричащие головы? – тихо спросила Ева.

– Я не умею читать, – прошептал в ответ Эдгар. Если голос Евы не привлёк внимания, то шёпот великана, странный, потусторонний звук, который исходил из его зева, собрал несколько настороженных взглядов и навострённых ушей. – Я знаю одно: кричащих голов не бывает. Я сказал чистую правду этому монаху: много людей пыталось писать о свойствах дарованного Господом тела, но теперь эти записи, наверное, под запретом.

– Почему?

– Потому что они должны находиться под запретом. Большинство таких книг написано язычниками. Если их записи ложь, то мера эта оправдала. Если же несут зёрна истины, то оправданна тем более.

– А что будет, если его светлость вдруг раскричится здесь? – спросила Ева, взяв великана за запястье.

Лицо Эдгара вытянулось. Было видно, что такое даже не приходило ему в голову.

– Он ни разу не кричал с тех пор, как мы выехали из города, – сказал великан.

– Это случилось только вчера.

Эдгар вскочил так резко, что стукнулся головой о поперечную балку потолка. Эхо его голоса бродило среди колонн, гремело под лавками, выло в глиняном кувшине с водой на столе так громко, что весь покой странноприимного помещения клочками пыли разлетелся по углам. Теперь уже все взгляды были направлены на великана, который, потирая голову и прижимая к себе мешок с пожитками, спешил к выходу.

Телега их преспокойно стояла возле ворот. Какой-то монах со следами оспы на лице, приложив руку к подбородку, изучал остатки рисунка на её боку.

– Тебя что-то испугало? – спросила его Ева, подёргав за полы одежд.

– Испугало? – монах не поменял позы, лишь глаза его съехали вбок, чтобы посмотреть на Еву. – Я божий человек, девочка. Знаки, тревожные для бесовских слуг, для меня ничего не значат.

Ева застыла в изумлении, а потом обернулась к цирюльнику, который забросил мешок в повозку и теперь оглядывался в поисках лошади.

– Что это значит?

– Не знаю, – буркнул великан. Увидев монаха, он вежливо, как часто бывало при общении с незнакомыми людьми, обратился к пальцам ног: – Человек хороший, где здесь у вас конюшни?

Глаза монаха, которые с трудом можно было обнаружить под капюшоном, изучали Эдгара. «Наверное, этот господин не любит, когда ему напекает макушку», – подумала Ева. По её мнению, погода была прекрасной, и ходить в такой день, укутавшись с ног до головы – настоящее преступление.

– Знаете ли, чей символ на вашей телеге?

Пальцы его, вынырнувшие из просторных, похожих крылья, рукавов, коснулись следов краски.

– Конечно знаем, – важно ответила Ева. – Барона фон Конига.

Монах оторвался от созерцания великана и повернулся к Еве. В его глазах появилось странное выражение. Что-то непредсказуемое, неуловимое подступило к зрачкам вплотную с внутренней стороны. Казалось, высохшее строгое лицо вот-вот готово прорваться, треснуть под напором этого явления, словно лист пергамента. Еву зачаровало это зрелище, она разглядывала лицо монаха, приподнявшись на цыпочки.

– Господень гончий пёс, – сказал он.

– Барон, гуляющий с косой, – припомнив, как отзывался о своём господине Валдо, сказала Ева.

До Эдгара, наконец, дошло, что этот обмен эпитетами – не шум ветра в его голове, что он происходит на самом деле. Великан встрепенулся, глаза его стали похожи на кроличьи, но было уже поздно. Теперь оставалось просто стоять и ждать, в какую сторону потечёт диалог, и великан, судя по цвету лица, мысленно пытался направить его ток в обратную сторону.

Но ворона в человеческом обличии уже говорила, и речь его звучала отнюдь не как река, вдруг повернувшая вспять.

– Совершенно верно. Есть люди, которые были призваны Творцом, чтобы сохранять. Сохранять знания, сохранять книги, сохранять веру. Предметы искусства в просторных казематах, всё прекрасное, что есть на земле, всё, в чьём составе имеется золото и серебро, при этом обработанное руками мастеров таким образом, что становится настоящей драгоценностью, а не просто металлами. Это мы, носители чёрных и серых одежд. Но тогда, наверное, для какого-то волшебного равновесия должны быть люди, которые пришли на землю разрушать во славу Господа.

Речь его звучала всё тише, пока, наконец, полностью не сошла на нет, не потонула в звуках ручья и в гудении, которое, казалось, источал монастырь. Ева, не выдержав, спросила: