Дмитрий Ахметшин - Ева и головы

– Мне казалось, ты даже не испугался.

– Я не испугался.

– Этот господин Валдо угрожал тебя убить, – Ева взобралась на подоконник, передав шатающемуся без дела Эдгару стоящий здесь же кувшин с водой (вода ощутимо пахла плесенью – кто-то жил в этой комнате до них), воскликнула: – а вон и наш Господь! Давай убежим? Наверное, через сад есть другой выход. А я пролезу в окно.

– Я не уйду, – покачал головой Эдгар. – Нам выпала загадка века. Голова может кричать, как живой человек. Это не натужно-мудрёные чудеса, которые тебе покажут в дороге фокусники. Это – наглядное воплощение промысла Божия.

– Мы ещё не слышали, чтоб она кричала, – сказала Ева. Она свесила ноги на ту сторону и позвала: «Эй, Господь! Как ты там?»

– Я слышал.

– Слышал?

– Ну конечно. И Валдо слышал… – Эдгар задумчиво поскрёб укушенный насекомым локоть. – Наверное, не в этот раз, но раньше – точно. Это было, будто его светлости всё время закрывали ладонью рот, потом открыли (тогда-то я и услышал этот крик), и закрыли снова. Он очень сильно хрипел. Очень. Не удивительно, ведь ему перерубили горло.

– А где я была?

– Где-то под стулом. Хватала меня за ноги. Ты ничего не слышала – это я уже понял. И Валдо ничего не слышал – я понял это, когда он как раз вот с таким лицом начал растолковывать мне о громком имени своего сюзерена. Тогда он вскрикнул, а я услышал.

Ева улыбнулась – скучная гримаса Валдо в исполнении Эдгара показалась ей донельзя забавной, – но сразу после этого вновь стала серьёзной.

– Я тоже должна была это слышать!

– Услышишь в другой раз, – великан повернулся спиной, чтобы ещё раз разложить и проверить инструменты. – Кричит он постоянно. Ему больно… или страшно. Или и то и другое. Просто не каждое ухо готово ловить звуки, которые произносят застрявшие между жизнью и смертью. А то, что готово, может вынести разве что несколько мгновений. Звери и птицы, может быть, слышат. Ты видела здесь хоть одну крысу? Кошку? Может, какую-то птичку, свившую гнездо в саду?

– Только глухих собак, – сказала Ева. – И больше никого. А ведь когда-то здесь проводились балы и богатые приёмы, представь себе!

Девочка спрыгнула с подоконника и закружилась по комнате, в последний момент избегая встреч с предметами мебели и ногами цирюльника. Когда к горлу подступила тошнота, она остановилась, держась за шашечку кровати, и, задыхаясь, сказала, подражая манере великана говорить:

– Те времена прошли и много, много лет эти стены не слышали смеха. Они не умеют говорить, но зато умеют танцевать. Здесь столько занятных углов и странных форм, и – ты посмотри, как изгибаются оконные проёмы! – они вспоминают торжества и скучают…

– Зверей не ведомо здесь, – подвёл итог Эдгар. – Не глухих псов, прочих зверей. Животные более чувствительны, чем люди. Они слышат крик убитого когда-то человека, который умирает и всё не может умереть, и страшатся приближаться к этому дому ближе, чем на бросок камня. Я останусь. Останусь до тех пор, пока не пойму – божественная ли здесь замешана воля или, как сказали бы многие, дьяволовы козни.

Интерес Эдгара казался странным, даже болезненным, будто его скручивали какие-то ещё более сильные руки. Ева чувствовала, как внутри напрягаются невидимые члены, которые не дают великану так просто, как раньше, дышать и мыслить загадочными образами, материями, которые так легко подчас воспринимались детским сознанием. Будто бы когда она, Ева, отворачивалась, кто-то открутил валун, по недоразумению называющийся у великана головой, и прикрутил другой, с другим составом пород и, может, с чуть меньшим количеством пустот, в которых так вольготно чувствовали себя некоторые непосредственные, возникающие из неоткуда и пропадающие в никуда, мысли.

Еве очень хотелось посмотреть, куда заведёт цирюльника история с одновременно живой и мёртвой головой. Девочка немного, самую чуточку, за него беспокоилась.

– Тогда я останусь тоже, – сказала она.

Собрав свои растрепавшиеся волосы двумя руками в пучок, Ева попыталась привести их в какой-то минимальный порядок, но лапища великана, точно огромная птица, вылетевшая спросонья из гнезда совсем без оперения, опустилась ей на голову и всё испортила.

– Тебе лучше было бы продолжить путь до монастыря, – сказал, постукивая пальцем по макушке девочки и игнорируя её попытки отбиться, Эдгар. – На западе, на правом берегу Рейна есть обитель в честь святой мученицы Софьи. Пешком туда четыре дня пути, но ты можешь попросить кого-то из рыбаков, кого-то, что плывёт вниз по течению, тебя отвезти.