Владимир Барышев - Озеро, которого нет

Впрочем, жаворонка в этот час слышно не было, но и без него хватало вокруг разных веселящих сердце звуков живой природы – от неизвестных пичужек-визжалок, перекликающихся в кустах поодаль, до хлопков кнута и покрикиваний пастуха, укрощавшего стадо местных коров.

Два озерца они миновали без всякого интереса. На одном из них женщина полоскала белье, в другом, отстоящем в стороне, плавали лоснящиеся от жира домашние гуси. Но вот они подошли к третьему – и немедленно ощутили в груди нарастающее напряжение, происхождение которого нельзя было объяснить, почувствовали в ногах, ставших вдруг ватными, какую-то непонятную тяжесть.

Может быть, они просто устали, скорее всего. Так они думали или иначе, не имело значения, но чувство приближающейся развязки почему-то их не радовало. Впрочем, они не делились своими ощущениями, пряча даже от самих себя невесть откуда набежавшее беспокойство.

– Все, – сказала Оля, когда они остановились у водной глади, зеркалом отражавшим в себе синь неба и луговые цветы по берегам.

– Пришли? – уточнил Ромка. – Это оно?

– Да.

– И что теперь?

– Ничего. Будем ждать.

Ромка подозрительно огляделся вокруг, но ничего особенного не обнаружил. Ничего примечательного. То же удаляющееся от них стадо коров, бредущее в сторону реки, та же трава под ногами. И те же звуки, прежние, разве что стали они чуть глуше. Правее, к горизонту, отчетливо виднелись церковные строения. Красивые купола луковкой, сверкающие на солнце золотые кресты. Ромка протянул руку:

– Там монастырь?

– Да, – поспешила ответить Аленка, стоявшая чуть позади старших ребят. – Оптина Пустынь.

Оля и Ромка даже не оглянулись на ее слова, что Аленку слегка обидело, и она замолчала, хотя ей очень хотелось рассказать о том, что она знает о монастыре, куда часто ходила вместе со старшей сестрой и мамой. Мама учила, как вести себя в храме, а батюшка, с которым они всегда советовались в житейских делах, улыбался ей добродушно и ласково. И всегда у него находилось для нее какое-нибудь угощение – яблоко, горстка орешков, а то и шоколадка.

Лакомства из его рук оказывались необычайно вкусными, и Аленка принимала их как благословение. А что такое благословение? Это когда тебе желают добра и за тебя молятся, чтобы все в твоей жизни было хорошо и правильно.

Нет, об этом лучше никакому Ромке не рассказывать, – не поймет. И вообще, если много болтать, плохо будет. «Как скажешь лишнее, так сердце болит», – говорила мама. Еще она всегда напоминала, что на монастырские кресты, венчающие храмы, надо обязательно самой креститься. Это оградит от многих неприятностей и поможет избежать беды, если беда к тебе приближается.

Аленка стеснялась перекреститься, потому что этого не делала старшая сестра, но теперь, почувствовав обиду за монастырь, в которой с ней были добры, тихонько это сделала, осенила себя крестом, да еще и поклонилась Божьей обители. И улыбнулась: ей стало легче!

К тому же, когда она кланялась, заметила у своих ног – надо же, какое совпадение! – Божью коровку, раскачивающуюся на высокой травинке. Осторожно, двумя пальцами, подхватила Аленка симпатичного жучка и пересадила себе на платье. Жучок замер, вцепившись в нарисованный на платье цветок.

– Смотри, – обратилась к Ромке Оля. – Видишь ирисы?

– Ирисы?

– Да. Там, в воде. Видишь? Целых пять штук.

– И что? Что в них особенного? – спросил Ромка, вглядываясь в причудливые головки неуловимого цвета на тонких ножках, проколовших недвижную воду.

Он никогда не видел ирисов и понятия не имел о том, как они выглядят, в чем их особенности. Что ж, красивые цветы. Гордые и яркие.

– Их больше нигде нет, – сказала Оля. – Только тут.

– Ну и что? – Ромке эта информация почему-то пришлась не по душе, и откликнулся он нехотя.

Как это «нигде нет», когда все их знают? И он знает, разумеется, просто до этого момента никогда не видел их вот так, в природе. Живьем… Он пригляделся к цветущим ирисам и заметил, что они шевелятся. Странно… Две головки отклоняются влево, три другие – вправо. Очень медленно, плавно, но для глаза заметно. И вода между ними как будто не стоит, а течет по кругу, циркулирует. Словно ключ бьет в этом месте, между цветов. Он перевел взгляд на Олю.

– Они живые, – снова отозвалась она на его мысль. – Ты заметил?

– Конечно, живые! Все цветы живые, пока их не сорвешь. Да и то, если поставить в воду…

– Я не о том, – шепотом перебила Оля. – Они движутся!