Владимир Стрельников - Проклятье фаворитки

– Я слушаю тебя! – отрывисто сказал он в ствол.

– Ты боишься? – прозвучало оттуда.

– Ты знаешь мой ответ.

Сильфия помолчала.

– Посмотри на меня ещё раз. Видишь ли ты меня?

– Вижу.

– Неужели я не кажусь тебе обворожительной, прелестной и желанной?

– Первый раз ты понравилась мне больше.

Мёртвая фаворитка тотчас приняла прежний облик. Даже стала ещё красивее. Теперь волосы ее были убраны в высокую прическу, украшенную жемчугом и изумрудами.

– Ты прелестна!!! – не выдержал двойник.

Взгляд Сильфии моментально вспыхнул огнем:

– Выйди ко мне, милый. Поцелуй, и я буду твоей!

При последних словах молния сверкнула в чёрных глазах утопленницы.

– Нет уж! Благодарю покорно. Нам и отсюда все хорошо видно! – насмешливо ответило существо.

– Иди сюда, трус!!! – пришла в ярость фаворитка. – Проклятый де Тампль, ты тоже смеешься надо мной! Но – нет… Я выпью кровь этих людей, я сделаю всех своими солдатами и покорю мир – но ты будешь моим. Ничто не может спасти тебя. Никто не смеет смеяться над чувствами Сильфии Аштаротской!

Не успел Мишель ответить, как маркиз засунул руку в пушку. Лейтенант с ужасом услышал, как она быстро приближается по стволу. Он захлопнул тяжелый клин, и сразу же рука де Тодеса заскреблась о его гладкую стенку. Мишель с силой нажал педаль выстрела, острый боек вместо капсюля снаряда впился в кисть мертвеца.

Призрак закричал и выдернул из пушки окровавленную семиметровую конечность. Пока он по-собачьи зализывал рану, рука приняла нормальные размеры.

– Смотри, малодушный! – снова зазвучал голос фаворитки. – Всё готово к нашей свадьбе. Свита несет приданное, дорогу посыпают розами… С тобой, а не с ничтожным Людовиком пойду я под венец!

Туман окутал уже весь танкодром. Из него выходили всё новые и новые существа. Первые несли драгоценности времён Людовика XV и ордена германского Вермахта. Следующие – мёртвых детей с прокушенными шеями и вскрытыми грудинами. Красивые, но обезображенные сабельными ударами девушки из свиты фаворитки разбрасывали маленькие детские сердечки по изрытым танковыми гусеницами дорожкам, и языки адского пламени тут же превращали их в яркие алые розы.

У Жормона закружилась голова:

– Я не понимаю… Причем здесь де Тампль?

Сильфия расхохоталась:

– Ты думаешь, вилланская кровь и чужие фамилии спасут тебя? Наивный! Вы оба – последние из рода де Тамплей. Рода, подарившего мне величайшую любовь и ещё большую ненависть.

– Любовь?! Но ведь это по приказу де Тампль тебя…

– Да!!! – ярчайшее пламя полыхнуло из глаз призрака. У танковой оптики автоматически сработали светофильтры.

– Да!!! Но меня обидела виконтесса. В тебе же, глупый, я вижу кровь и плоть графа, прекрасного Мишеля де Тампль. А не его ревнивой кузины.

– Так ты – де Тампль?! – одновременно спросили друг друга лейтенант и двойник. И так же синхронно ответили:

– Да хрен его знает. Мало ли что было до революции.

Вот только «революции» они подразумевали разные.

– Попали же мы в переплёт! – неожиданно произнес двойник. А затем громко ответил Сильфии:

– Извини, милая. Я не могу предать товарищей. Ты ведь их всех умертвишь.

– Какое тебе дело до них, лю…

Фаворитка не договорила. Резкой злобной скороговоркой застучал башенный пулемёт, и очередь с редкими трассерами ударила сначала в прекрасную грудь утопленницы, а затем в её кавалеров.

– Дави!!! – двойник хрипло взвыл в переговорном устройстве голосом Жормона, а его безжалостный свинец ударил по свите. Когда, сухо щелкнув, пулемёт замолк, вся прислуга Сильфии была вторично мертва.

– Делов-то, оказывается, всего ничего! – весело подытожил лейтенант. Он не видел, как поднялась раздавленная танком Сильфия и, недобро усмехнувшись, начертала в воздухе магический знак. Вспыхнувший и угасший. Почти сразу из всех озёр, луж и ручьев, в обилии рассыпанных по танкодрому, поднялись мертвецы. Все когда-то утонувшие или утопленные: изъеденные раками скелеты и неразлагающиеся солдаты чернокнижницы, призванные её властью обитатели окрестных кладбищ и исчезнувшие вчера горожане. И не было им числа, и снова ужас обуял сердца танкистов.

– Задраить люки! К бою! – неутомимый двойник не желал сдаваться. – Осколочно-фугасным, по ожившим трупам – огонь!!!

И первым выстрелил по бредущим утопленникам. Огромный огненный язык вырвался из хобота 120-мм пушки "Леклерка", и последовавший за ним взрыв подбросил в воздух несколько мертвецов. Боевой грохот и задорная команда в эфире придали недостающей уверенности товарищам Мишеля. Вскоре сорок танков уже с истинно французской отвагой бились огнём и гусеницами с полчищем ожившей нечисти. Утопленники бросались на башни, палили по ним из старинных ружей и немецких карабинов, изъеденных ржавчиной и покрытых водорослями, пытались рвать танки руками и зубами, били их чем попало – но броня терпела всё. Лишь кавалеры смогли уничтожить несколько машин своими пистолетами и шпагами, пробивавшими и разрубавшими даже многосантиметровую броню.