Тори Майрон - В объятиях сердца

Адам знает о проникновении Остина! Знает! Точно знает! Что сейчас будет? Что он сделает? Начнет обыскивать комнату? Или меня разбудит и начнет допрашивать?

Вопрос за вопросом заживо съедают меня, пока Адам будто специально скребёт невидимой наждачкой по моим расшатанным нервам, так и оставаясь стоять на месте. Не знаю, осматривает ли он комнату или же думает о чём-то, но это его бездействие доводит меня до помешательства.

Мне хочется вскочить с кровати и сделать хоть что-нибудь, лишь бы отвлечь Адама от возможно зародившихся в нём подозрений, но вместо этого я призываю себя успокоиться и отправляю все моральные силы, чтобы не дай бог не выдать своё «пробуждение».

Максимально тихо и глубоко дышу, борясь с усиленным сердцебиением, и отчаянно надеюсь, что Харт вот-вот уйдет. Но, ясное дело, он никуда уходить не тропится, вынуждая меня оставаться неподвижной. И нужно сказать: делать это мне даётся как никогда тяжело, потому что тело, ощутив присутствие своего хозяина, вмиг становится мне неподвластным.

Четыре месяца я не чувствовала Адама физически. Месяц вообще никак. Но моя оболочка на протяжении всего этого времени пропускала через себя всё, что Адам ей давал. Она пропитана им насквозь. Отравлена. Подчинена. Заклеймена. Привязана незримыми нитями, которыми он без труда управляет. Неважно – с магией или без. И потому сейчас мне едва удаётся совладать с бурей химических реакций, протекающих в моём организме.

Тело против моей воли чувствует Адама и отзывается на его близость трепетом во всех отравленных им атомах. Слабеет от его запаха. Начинает мелко дрожать и покрываться россыпью мурашек. Изнемогает и неудержимо рвётся к нему от необходимости ощутить его прикосновения. И всё это, мать его, я ощущаю, даже несмотря на лютый страх перед вероятностью быть раскрытыми. Несмотря на то, что мечтаю никогда его больше не видеть. И несмотря на обретённый мной иммунитет от «очарования».

Да. Находясь за «стенами», я сумела научиться управлять своим «щитом», что позволило мне не только предоставить Анне возможность стать восприимчивой к способности Адама, но и наоборот – обрести полную защиту от его магии. Теперь я способна отключать и включать эту опцию по своему усмотрению, но на этом всё. Превратиться стопроцентно в Анну я больше не могу.

Возможно, я смогу это сделать позже, но пока снова спрятаться целиком в своём склепе у меня не хватает сил. Я морально слаба и неустойчива. Да и какой смысл прятаться? Адам же опять начнёт чудить в желании вытащить меня обратно, а я не хочу больше с ним бороться, ведь знаю наверняка – он опять выиграет, и хуже после этого будет только мне одной.

А мне и так дерьмовее некуда. Да что уж там: вся сложившаяся ситуация – полная жопа, которая, к слову, как бы это смешно ни звучало, заставляет почувствовать себя прежней Николиной, – вечно попадающей в неприятности девчонкой, окончательно живой и одушевленной.

Да только нужно ли мне теперь это долгожданное оживление, если в груди разряжается настоящий смерч из негативных чувств к Харту, а разум жалит жутчайшая мысль об Остине, находящемся за дверью, в то время как телу на всё это абсолютно пофиг! Ему ничто не мешает остро реагировать на молчаливое приближение Адама и едва ли не вздрогнуть, когда он присаживается на кровать прямо за моей спиной.

Всего один его шумный вздох запускает сотни взрывных колебаний по телу. Одно прикосновение пальцев к плечу – и все кости превращаются в вялую панна коту. Одно дуновение его дыхания возле моей шеи – и я теку между ног так, что, если Адам решит сейчас забраться рукой под полотенце, он сразу же поймет о моём сонном притворстве.

Так не должно быть. Я не хочу этого возбуждения. Я вообще не хочу ничего чувствовать к нему! Это отвратительно и жалко. Я сама себе противна, отчего ко мне приходит ещё один ответ, который я всю минувшую неделю не могла найти.

Кого же я ненавижу?

И всё оказалось до смеха просто: я ненавижу себя.

Ненавижу за эту слабость перед Хартом. За то, что превращаюсь в похотливое животное рядом с ним. За то, что таю после всего, через что он заставил меня пройти. За то, что не могу ненавидеть Адама так, как должна это делать. И ещё по миллиону других причин, которые я непременно тоже перечислила бы сейчас, будь у меня такая возможность. Но её нет.

Все мысли разлетаются по разным углам сознания, дыхание перехватывает, а пульс взлетает до двухсот ударов, когда Харт начинает медленно вести пальцами линию от моего плеча вдоль руки до запястья, в том же темпе возвращаясь наверх. И повторяя этот трепетный путь ещё несколько раз туда и обратно, он какого-то чёрта прижимается лицом к моему затылку, второй рукой поглаживает по волосам и глубоко вбирает в себя воздух, на выдохе смешивая его с хриплым рычанием.