Анастасия Благодарова - Кресты у дороги

– Ярик!

Он повернулся на мшистом валежнике. Вгляделся в лиственно-хвойную крапчатую кущу. Вьюрки и зарянки отозвались вместо окликаемого. Заскрежетали горлами под трухлявый хруст. Вянущие от лесной песни уши тронуло сипение сбитого дыхания. В кустовом решете мелькнула одежда.

Навстречу не побежал. Тревога, в отличие от заплетённой на сапогах травы, не пленила. Напротив, остервенело подгоняла. Если бурьян просто разорвать ногами, руками, сбросить камень с сердца трудно. Грузное чувство, какое взрослые прозвали отчаянием, уже выпило силы. Растоптало надежду, оставив жертву сидеть пнём посреди чащобы. Покрываться, поглощаться голодной зеленью.

Переваливаясь через поваленные стволы, исхлёстываясь ветками, сестра, не переставая, звала брата. Душой тянулась. Больше всего на свете боялась снова потерять его из виду. Самая красивая птичка. Самая ранимая. Румяная, взмокшая, с разбегу рухнула на колени. Обхватила бледные щёчки ладонями.

– Ярик, слава Богу! Я так испугалась! Ну куда ты ушёл?

Пригладила его непослушные волосы. Большим пальцем очертила скулу, оставляя на коже тонкий, едва слышимый земляничный след. Братик наблюдал, как Аксинья благодарит Господа. Как уходящее солнце золотым нимбом выжигает воздух и пылит. Очарованный трогательностью момента, сплёл свои пальцы с её.

Здесь и сейчас сестра плакала. В перспективе же радовалась. Ярик воочию видел, как она, купаясь в закатных лучах, пересыпает ягоду на веранде. Как протягивает ему горсть земляники, венчанную пятилепестковым цветком. Альтернативный вариант, наложенный картинкой поверх, рассинхронизировался с реальностью. Леденил душу. Ведь обыкновенно приходят видения нехорошие – предупреждения. А так, получается, упущен добрый исход.

– Мне… померещился волк.

Аксинья вскочила, закрывая собой.

– Где? Где?!

– Я… показалось. Запутался, – Ярик спрятал лицо в ладонях. Пытался разложить по полочкам распалённые, перекрученные детской трусостью мысли, но уплывал всё дальше. Барахтался, тонул в водовороте чувств.

Крепче тверди под ногами стали хрупкие объятия. Будто разом отсекли всё плохое, чем полон мир. Вытянули из пучины.

– Опять себя читал, что ли? Ох, глупенький! Бабушка говорила тебе, говорила, а ты…

– Тебя хотел найти.

– А если всё-таки свихнёшься? Об этом подумал? Ну, вот меня возьми. Тебе оно надо, скажи?.. Я хочу, чтобы ты оставался в здравом уме. Обещал же беречься, – отняла его пальцы, поцеловала костяшки. – Ярик, Яромир, всё у нас хорошо будет! Пойдём. Давай, вставай. Бидончик не забудь.

Кое-как поднявшись, кое-как пройдя пару метров, Ярик не без удивления отметил, сколь легко даётся шаг. Пусть Аксинья обзывает себя, как угодно – вдохновлять она умела. Бабушка права. Не бездарность. Дар сестры, человеческий, прекраснее всякого колдовского морока.

– А дедушка нам вставит по первое число. Ой-ёй!

Пока брат и сестра, рассекая сиреневые сумерки лучом фонаря, брели наугад, по дороге на лесной окраине катила чёрная Тойота. Лоскутный асфальт намекал на малую популярность направления. А казалось бы, в километрах тридцати впереди – видное местечко. Дикий берег – гавань для романтичных дурачков. Фантазия будоражит. Уже различим чавкающий плеск илистой воды. Звёзды, поплавками дрейфующие на ряби. Пряные запахи дремучих мест, тачка, хорошенькая под боком. И никого больше.

Машина плясала неваляшкой на выбоинах. Качающаяся «ёлочка» ритмично цокала о крышу. Розовеющий горизонт с чернявыми деревьями и тот скачет. Знай себе, расслабься и крути баранку. Но нет. Музыка замолкала каждые пять минут. Притормаживая, водитель выжидал, чтобы снова нажать на газ. Когда же стоны, доселе принятые за бэк-вокал, стали ещё отчётливее, автомобиль лихо свернул на обочину.

Хлопнув дверью, Глеб вышел в ночь. Она, полевая, дикая, кажется, вздумала его утихомирить. Лизнула ветерком. Затянула сверчковую колыбельную. Подловив в удобный момент, распахнула синий плащ, демонстрируя наготу беспощадной, поэтичной души. Ведая мотивы эксгибиционизма, пусть даже сама природа явилась ему такой, свидетель великодушно снизошёл до неё. Полюбовался, покурил. Затушил о зеркало.

Успел забыть, с каким визгом распахивается багажник. Новый владелец Тойоты второпях погрешил на него, а всё же нагнулся. Шатенка лежала в той же позе, в какой была уложена. Заложница опиумного сна. Личико приятное, смиренное. Верная маска для коварной особы. Изученные. Представившийся легковерной Глебом, напевая приставучий мотив, обхватил рукой тонкую шею. Вторую запустил в декольте, больно ущипнул. Не поморщилась. Пульс есть.