Виталий Никитин - Спираль времени

История эта произошла совсем недавно в одном из старых домов на Василевском острове города Санкт-Петербурга.

Всем питерцам знакомы дома-колодцы, плотно прилегающие друг к другу и образующие собой целые кварталы со сплошным фасадом. Внутреннее состояние таких дворов имеет резкое отличие от их парадной, украшенной лепниной, а иногда и позолотой, части. В окна квартир, расположенных друг против друга, не проникает солнечный свет. В каморках таких коммуналок в своё время жили Гоголь и Достоевский. Быть может, именно отсутствие света, серость и убогость вокруг так повлияли на их творчество?

Дом, в котором прошло детство нашего героя, находился на четвёртой линии упомянутого выше района, буквально рядом с известным всем питерцам Двором Духов. Сам Аркадий Натанович Каплун с семьёй недавно переехали в новую благоустроенную квартиру в Петроградском районе. Но тоска по комнате в коммуналке, где прошли лучшие годы детства, никак не хотела отпускать его душу. Поэтому при каждом удобном случае Аркадий рвался туда под предлогом того, что едет навестить старую больную мать. И лишь одному ему было известно, что только там, в этом мрачном, сером дворике к нему приходило вдохновение, а иногда и озарение.

Дворы старого города насквозь были пропитаны историей и каким-то особым духом. Проводя далеко идущие параллели, Аркадий нередко сравнивал их с головками сыра с плесенью. Внешность такого сыра порой очень обманчива: за резким, иногда неприятным запахом скрывается восхитительный нежный вкус. Попробовав его однажды, ты навсегда становишься поклонником этого загадочного деликатеса с богатой историей.

Именно таким был двор, в котором родители Аркадия поселились после свадьбы, получив в пользование чудесным образом сразу две комнаты в трехкомнатной коммуналке. И ничего, что одна из них была проходной и обе они имели окна, выходящие во внутренний двор.

Именно там, сидя на полусгнившей скамейке рядом с аркой чёрного входа, невидимый никем, он рассматривал окна своего дома в старый театральный бинокль, доставшийся ему по наследству от безвременно почившего отца. В этих окнах кипела своя особенная жизнь, за которой Аркадий любил наблюдать еще в детстве, вот так – тайком. Повзрослев, он не мог изменить своей привычке, даже когда создал семью и у него родились дети, при любой возможности, возвращаясь вечером с работы, Аркадий неизменно усаживался на скамейку и наблюдал, как оживал дом, постепенно одно за другим зажигая свои окна. Он мог сидеть так, не двигаясь, несколько минут, а потом, на некоторое время, закрыв глаза, брал в руку простой графитовый карандаш и записывал в свой блокнот идущие к нему потоком рифмованные мысли. Так рождались стихи. И это была его большая тайна, он никому никогда не показывал свой блокнот.

После того, как Флёру Соломоновну с подозрением на ковид отвезли в больницу, Аркадий перебрался сюда жить. Предлогом и оправданием перед супругой было то, что старый чёрный кот, любимец его матери, не сможет существовать один, а забирать его домой было крайне опасно в связи с аллергией младшей дочери на кошачью шерсть.

Буквально на следующий вечер, сидя в своем излюбленном месте и глядя вверх на чёрный квадрат звездного неба в ожидании вдохновения, Аркадий боковым зрением увидел, как в его окне вдруг стал мерцать слабый свет. Это совсем не походило на отблески ночника или электрического фонарика, скорее всего, на пламя. Пожар или ограбление?

Запихивая на бегу блокнот и карандаш во внутренний карман пальто, он стремглав бросился в свой подъезд и в мгновение ока взлетел на пятый этаж, перепрыгивая через ступеньку старой истертой за сотни лет лестницы.

Еле переводя дыхание, трясущимися руками он достал из кармана ключи, но никак не мог попасть ими в замочную скважину. Мысленно представляя, как сейчас бросится на грабителей, ворвался в квартиру, добежал до порога своей комнаты, рывком распахнул дверь и остановился, как вкопанный.

На письменном столе, пережившем блокаду и доставшемся ему по наследству от деда, стоял массивный канделябр на пять свечей, рядом с ним на подставке из дерева – искусной работы серебряная чернильница. А вполоборота к Аркадию на стуле сидел облачённый в чёрный фрак мужчина, на голове которого восседал высоченный цилиндр.

Немного придя в себя, заплетающимся языком Аркадий смог выдавить одну единственную фразу: