Рахиль Гуревич - Адгезийская комедия

Я специально так сказала, чтобы обидеть, чтобы обескуражить, но дохля не обиделась:

− Что вы! Как вы можете, − возмутилась дохля. − Мы ухаживали за ней, она болела тяжело, почти не ходила.

Это было враньё. Зина звонила и жаловалась, что приходится всё делать одной и по магазинам «ползать» − она болела тяжело: ноги и колени, без надобности старалась не выходить. Несколько раз маме приходилось звонить и её сыну, и внуку − они сбрасывали мамины звонки.

− Я ещё выкинула санки, коврики от автомобиля. Это не ваше было?

Мне не нравилась дохля, мне казалось, что ей что-то надо от меня.

− Нет, нет. Надо было оставить швабру, Зинаида Алексеевна ставила всегда сюда.

− Ничего она сюда не ставила.

Зачем она повторяет второй раз? Я решила прекратить её словесный понос.

− А вы тут надолго? – дохля водрузила новый уборочный инвентарь в угол тамбура, который притащил Сеня с балкона.

− До августа.

− Ой, то есть вы весь отпуск потратите на ремонт? – удивилась дохля.

Я молчала: какой отпуск. Она не в себе что ли?

− А я дизайнер помещений, − объявила вдруг торжественно как наш директор на награждениях, – если что, обращайтесь

Совсем что ли, думала я про себя, дизайнер она помещений. Тётя Света тоже утверждает, что он дизайнер.

− Нет-нет. Мы с мамой всё продумали и рассчитали. Извините, у меня и в квартире дел по горло. – Я попыталась закрыть дверь.

− Да-да. С каждым днём всплывают непредвиденные проблемы, о которых вы с мамой даже не помышляли?

− Ну да. – Я раздумывала, как её послать.

− Всё идёт, как карта ляжет.

Мы переглянулись с Сеней. Он как бы говорил мне: нашла себе коллегу, в смысле насчёт карт. А я думала: зачем дохля говорит о картах? Что она этим хочет сказать? Колода-то, которую я привезла, пропала…

− Надо отпустить ситуацию с ремонтом… − соседка стала втирать полный бред. − Меня Катя зовут, а вас?

− А Зина не сообщала?

− Сказала. Я забыла. Редкое имя.

− Мальвина, − я решила ответить. Неужели внук Зины не говорил, как меня зовут? Уж про кого-кого, а про моё имя все всем рассказывают, как о диковинке. Катя попросила мой номер телефона. И тут же, не отходя от двери, стала мне звонить. И не ушла, пока не услышала мой сигнал.

− Сень! Вообще я понять не могу, что тут происходит, − возмутилась я, захлопнув наконец-то дверь. – Зачем она проверяла, верный ли я ей дала номер?

− Тоже обратил внимание. Хотя… все же так обмениваются.

− А зачем за швабру она меня так благодарила?

− Ну вежливый воспитанный человек. – Сеня был ироничен.

− Да ладно вежливый.

− Ну, наверное, испугалась, что ты и её выкинешь, как швабру.

− Зря всё же ты всё выкинул.

− Она сказала, ты сказала – я выкинул. На балконе и швабр и веников целый батальон. Откуда?

− От жильцов.

− По ходу они все были фанатами уборки, просто ярыми фанатами. А та швабра была страх, а не швабра. Ей лет сто. Толстая палка круглая и с меня ростом. Внизу маленький шпендик – ни одна половозрелая тряпка нормально не намотается…

− Сень! Мне всё равно. Она врёт. У Зины никогда не стояла в том углу швабра.

− Да понял я. − Сеня закрыл дверь на балконе и вошёл в комнату. В руке у него были и швабры, и веник, и совок. Сказал негромко:

− Что-то, Мальвин, мне в ней очень не понравилась. Где мне байк оставлять-то?

− Да встаскивай его в прихожую. Если она снова будет звонить, я не открою.

− Она всё равно не отвяжется, вот увидишь, – сказал серьёзно Арсентий. – Долбанутая соседка.– Сеня подошёл к окну и пощипал лист липы.

Сеня ходил с кухни на балкон.

− У вас что? Квартиры зеркальные по планировке?

− Да. У них окна на бульвар, у меня на двор, то есть липовый лес. А что?

− Ничего. Просто спросил. Хорошая квартира.

− Раньше мне тоже так казалось.

− Почему раньше?

− Темно как-то по утрам. И… ну в общем, я ещё не привыкла, обживаюсь.

Сеня всё отщипывал липовые листочки:

− Реально у тебя как у нас на даче, как в лесу. А что там за два мужика всё прогуливаются?

− Не знаю. Я их вижу иногда. У них собаки. – Я не хотела не то, что говорить о мужиках, я не хотела о них вспоминать. Их нет. Просто нет. Это мираж, как в пустыне!

− Никаких собак. Смотрят, головы задрали, но за листвой плохо видно… Но стоят давно… Ну так, каков план работ?

− Никакого. У меня отдых. Я устала.

− От меня?

− Ото всех. Стены сыплются, Сень. Я топориком тюкнула на кухне, так прям куски отваливаются. Сыпучие стены.

− Жди песочного человека, − Сеня полоскал тряпку в ведре и сам засмеялся сам своей шутке. Сеня иногда так шутил, что становилось страшно. Например, однажды он попросил меня загадать желание в зимнем лесу. Какой-то талант вылепил в лесу двух одинаковых снеговиков, похожих на червяков-головастиков с большими головами – на подходе был год змеи. Мы случайно наткнулись, когда шли по целине, объезжали трассу, чтобы не мешать гонщикам-ориентировщикам, они там соревновались, они каждое воскресение соревнуются, пыхтят и стонут на подъёмах, и на груди у них – планшеты, говорят ориентирование полезно для пространственного воображения. Когда снег мягкий и тёплый падает с бесцветного неба, недолыжники, вроде нас с Сеней, в такие моменты очень раздражают. «Смотри, −сказал тогда Сеня, − чтобы снеговики жили, их теперь лепят в лесу». «Понятно, мерзкие недоумки на поляне всё разрушат. Это разрушители, Сень». « Все разные. Лучше встань между снежных гусениц и загадай желание. Скоро новый год». «Сдурел?». «Китайский новый год! Вставай и загадывай желание». «Тупой?» Я так и не встала между снежных. А Сеня встал. Я смеялась, сняв варежки, красивые с узором, сняв шапку, мне было так хорошо в тёплом снежном лесу, мне было свободно, а он сказал: «Ты упустила свой шанс». И я поверила! Я пожалела, что не загадала желание между этих хладнокровных чешуйчатых недонагов и недонагайн в хвойных иголках. Но я всё спихнула на Сеню, всю вину, я сказала: «Просто ты забыл про мой дэ-рэ, только и всего, просто тебе по фиг на меня» − я мастер по переводу стрелок, я буквально обвинила его в том, что он вместо того, чтобы предложить загадать желание на дэ-рэ, сказал про эн-гэ. У меня же днюха третьего февраля, а китайский новый год как раз накануне. Сеня покраснел ещё сильнее, он вообще быстро краснел: «Я помнил! Я помнил!» «Помнишь, когда напоминание прочтёшь». Сеня стал просто бордового цвета и распинал потрясающие снежные скульптуры – двух снежных головастиков, сидящих на чешуйчатых хвостах, скульптор даже фактуру наметил. Мне не было жалко скульптора и Сеню, у него вылетело из головы, такое у всех случается. Даже у меня, хотя у меня память хорошая. Мне было жалко только беззащитных снежных червей. Я злорадствовала среди елей, я чувствовала себя довольной, если бы не разбитые скульптуры, чем-то приходится жертвовать, всегда чем-то приходится. Через месяц Сеня выполнил первый, а я всё ещё штурмовала кмс, потом выполнила, потом не подтвердила, больше чем через год я всё-таки стала кмс, начался новый штурм, а Сеня через год играючи стал кмс-ом.