Макс Гордон - Фрунзенск-19. Закрытый и мертвый

– Хороший ты, вроде, мужик, Алексей! Не понимаю я, за что ты сидишь, да еще по статье за убийство… смотрю на тебя и не укладывается это в моей голове. По пьянке, что ли?

– Гражданин-начальник… виноват, Александр Сергеевич, по ней, проклятой! Не помню я, где был и что делал!

– Тогда понятно. Не ты первый, не ты последний, такое дело до добра не доводит! Не обмани, в общем, оказанного доверия и упаси тебя проведение от попытки побега – бежать тут некуда, а вот неприятностей себе можно таких нажить, что, мама – не горюй!

О побеге заключенный Татьков уже давно размышлять позабыл, ни к чему оно теперь ему было. Еще бы месяц назад Леха дал деру – с дуру и не задумываясь о последствиях, тюремные стены довели Татькова до последней степени крайности, но перевод во Фрунзенск изменил порядок вещей. Здесь жизнь снова стала походить на человеческую, а значит и бежать было незачем. Но, даже в этих сносных условиях, Алексей Татьков представить не мог, что означает временный перевод в бригаду железнодорожников, если эта бригада постоянно работает за городом, – не будут же индивидуально его сопровождать вооруженные конвоиры, или будут? Более до конца недели начальник колонии разговоров не заводил. Алексей уже склонялся к мысли, что все сказанное розыгрыш или шутка, когда в начале следующей недели к нему подошел начальник общежития, вместе с краснолицым, улыбающимся здоровяком в полосатой тельняшке, накинутой на голое тело. Руки и плечи незнакомца покрывал равномерный бронзовый загар, как у человека, проводящего большую часть времени на открытом воздухе. С добродушного, обветренного лица здоровяка Алексея разглядывали два внимательных карих глаза.

–Ну, что, Татьков, знакомься! Это твой новый временный начальник – Щербунов Андрей Васильевич, прошу, так сказать, любить и жаловать! – хохотнул начальник общежития.

– Можно просто Андрей или по отчеству – Васильевич, да и последнее делать не обязательно, любить не нужно, а работать – придется!

Суровый, басовитый тон Щербунова несколько отличался от веселых глаз говорившего, – «ну а чего ты хотел, он перед собой заключенного видит», – тут же осадил себя Леший.

– Заключенный номер сто сорок шесть, Алексей Татьков к работе готов! – выпрямился Леший, принимая предложенное рукопожатие.

– Нормальный парень, с головой и работящий, – отрекомендовал Татькова комендант общежития.

– Если так, значит сработаемся! – улыбнулся Щербунов, – ну что, готов приступить к работе? Если готов, то завтра увидимся, заеду за тобой в семь утра!

Комендант, уходя от Татькова, порекомендовал ему сложить вещи из расчета на неделю, – ихние три дня, – махнул рукой комендант в сторону удаляющемуся Щербунову, – запросто могут и на неделю затянуться, так что одежду с собой сразу бери. За харчи не волнуйся, бригадир пути обязан тебя на довольствие поставить! Да, и не говори никому больше – «заключенный номер сто сорок шесть», – захохотал усатый начальник общежития, – там и без того все знаю кто ты и откуда к ним прибыл, не пугай людей! Видел, как у твоего бригадира глаза округлились? – удаляясь, смеющейся комендант оставил Татькова в серьезных раздумьях.

– Тебя чего, на железке работать заставили? – спросил Лешего сосед по комнате – сутулый мужчина с выпирающими усами и узко-посаженными, нагловатыми глазками, за глаза именуемый – Бирюком.

– Зачем? Я сам согласился! – опешил от такого напора Татьков.

– Ну и дурак! – резюмировал Бирюк, – тут у нас рабочий день с восьми до двенадцати, а далее обед, ну а после семнадцати часов уже шабаш. А там – отсюда и как закончите… думать нужно было, перед тем, как соглашаться…

У Лешего на сей счет имелись несколько иные соображения, – провести два – три дня снаружи, за периметром, за такое удовольствие он готов был и поработать! Ни решеток тебе на окнах, ни колючей проволоки на заборе, – мечта, а не жизнь. Увлеченный новыми переживаниями, Алексей на время позабыл о таинственной незнакомке, промелькнувшей мимо его жизни в пыльном окне удаляющегося автобуса, впереди его ожидала насыщенная неделя переживаний и сюрпризов.

Лето во Фрунзенске всегда было скучным, этот урок он запомнил еще во времена своего бурного детства, в то время город был молчалив и безлюден. И больше всего отсутствие людей бросалось в глаза в дневные часы рабочего времени – когда всякий и каждый порядочный гражданин не покладая рук трудился на вверенном ему производственном участке, работая на благо страны и общества. Летом и без того немногочисленные и мало оживлённые улицы города целиком и полностью принадлежали подросткам, получившим свободу от школьного равноправия и проводившим лето по собственному усмотрению.