Павел Мамонтов - Людолов. Мужи Великого Князя

– Ну? – вновь многозначительно уточнил он.

– А волков не боитесь? – неуверенно, невпопад спросила она.

– Зверь зверю глотку не вырвет просто так, без причины, – усмехнулся он, глядя на нее с высоты седла и своего немаленького роста. – Как тебя зовут?

– Василиса. Васька… А вас?

– Меня – по-разному. И зовут, и обзывают. Я уже и не упомню, как меня зовут на самом деле.

Он как можно приветливее улыбнулся, но по съежившейся еще больше фигурке понял, что сделал это зря – вот-вот лужу пустит. Улыбка никогда не красила его лицо – из-за всех шрамов она у него была похожа на судорогу, сводящую лицо в злобную рожу умалишенного. Девушка стояла, не жива, ни мертва, пауза затягивалась – страшный всадник не нападал, чтоб «снасилить и загубить душу невинную», как ожидалось, если верить слухам о нем, но и не уезжал, глядя в глубину уже по ночному темного леса. На секунду, всего лишь на краткое время, его страшные глаза блеснули совсем уж по-хищному, а замершая ухмылка стала похожа на плотоядный оскал. «Волколак! И впрямь!» – внутри бедной девушке все замерло и похолодело от догадки – ведь слышала?! Слышала, что о нем говорят, да не верила!

–Ты…

– Волколак, хочешь сказать? – ласково договорил за нее людолов.

От его голоса ей захотелось ломануться, не разбирая дороги в лес, но кажется силы от страха, совсем ее оставили.

– Может быть. Но разве же это помешает нам с тобой быть добрыми друзьями? – он лукаво улыбнулся, погрозив ей пальцем, не на секунду, не сводя с нее завораживающего, будто прицельного взгляда хищника. Так смотрит большой дикий кот за мышонком, неосторожно вылезшим у него перед мордой. Он видел тяжелую борьбу внутри ее, ее запах менялся вновь и вновь, и это его забавляло.

– Друзья? – выдавила она, наконец, решившись. – С волколаком? Ха-ха! Дружили волк с козой, правда не долго. До ночи, друзья, да? Потом – просто еда в одиночестве.

Не ожидавший такого ответа Нелюдь расхохотался во всю мощь своих могучих легких. Она тоже выдавила из себя робкую улыбку.

– С волками тогда мной только не делись – они мне не любы еще больше, чем ты.

Людолов вновь улыбнулся, но на сей раз – одобрительно.

– А ты смелая. Не боишься мне дерзить вот так?

– Ну, коль ты меня сожрешь – получается, мы сблизимся донельзя. Так что – не боюсь.

– Ну, чтож… Скажу как на духу – жрать тебя не хочу, – лукаво улыбаясь, ответил Людолов, поводя головой из стороны в сторону. – Людей вообще жрать – вредно для здоровья. В них говна много, веришь-нет, да вольнодумствования, от которого одни болезни. Лучше сожрем добрый окорок в таверне вместе! И, это, ты уж прости за то, что спугал, девка. Не хотел. Ну, вернее хотел, но – так, ничего дурного. Скучно мне, да и уже долго ни с одной живой душой и словом не перемолвился. Садись на заводную, коли не страшно. На лошади-то могешь?

– Могу, – робко улыбнулась она, блеснувшей надежде, все еще настороженно за ним наблюдая.

– Ну, так садись скорее! За мной тоже погоня – стоять столбом на тракте – нет времени.

Больше не тратя времени попусту, она взгромоздилась в седло заводной лошади, подивившись нескольким самострелам, притороченным к ней.

– Не видела самострелов ни разу?

– Нет, добрый молодец – не приходилось.

– И, надеюсь – не придется! Они голову доброму молодцу с плеч срезом срубить могут со ста шагов.

– А злому?

– И того хуже!

– Ты до сей поры не сказал, как тебя величать на самом деле, – напомнила она.

– Лют меня зовут. Лютобор. Нелюдем обзывают. А чаще просто – Людолов, хоть то не верно. Но я – привык.

Эта длинная для него речь так легко слетела с его языка, что он сам себе подивился. Девушка поежилась под тяжелым взглядом Людолова, хотя он этого и не желал. Внимательный и чуткий, как по природе, так и по-долгу своему, людолов, решил лишний раз ее не пугать. Растопить лед между ними, ему показалось хорошей идеей, ведь ему далеко не всегда удавалось поговорить хоть с кем-то, даже когда вокруг был избыток народа. Потому спросил первое, что пришло в кудлатую голову.

– С Рубежа идешь? Что ты там делала?

Ответ он предполагал, но соскучившись по-человеческой речи, он был готов слушать что угодно, даже многократно наскучившее, однако Василиса его удивила.

– Жених у меня там был – вместе и удрали из, отчего дома на Рубеж.

– Надо же, – старательно изобразил удивление людолов.

– Я – изверг* 3 3 Изверг – следует напомнить, что в то время слово носило другое значение. Если толковать точно – «извергнутый из рода», изгой из семьи – за проступок или ослушание. . Можешь поносить меня как хочешь, поучать, укорять, раз уж обещался довези куда сказал. В обиде – не буду. Только к радетелям не выдавай – прибьют, я тятю – знаю. А хозяйке корчмы я внучатой племянницей прихожусь – не прогонит чай с денек другой, приютит. Она меня не отвергала, да и работала я у нее когда-то.