Лариса Порхун - Похитительницы счастья

И всё получилось. Ровно так, как она и говорила. Хотя специально ничего не делалось. По крайней мере, я ничего не заметил. Мы просто разговаривали, знаете, мне хотелось ей всё-всё рассказать. Да и не только мне, впрочем, я кажется, уже говорил об этом. А она слушала и хоть ничем особым этого не выдавала, поощряла меня высказываться. Я чувствовал и понимал это. И ничуть не возражал, тем более что уже во время нашей второй встречи узнал, что Айла – психотерапевт. Да, такая вот ирония судьбы. Я ещё тогда подумал, как же угадала она с профессией. И насколько они соответствуют друг другу. Ну, действительно, трудно даже представить, кто бы ещё мог в атмосфере полного принятия слушать с таким вдумчивым интересом, иногда вставляя короткие, но ёмкие комментарии, одним своим видом демонстрируя абсолютную поддержку, безусловную ценность тебя, как личности и ясное понимание того, что ты чувствуешь и о чём думаешь.

Она же несколько раз упоминала про энергетический обмен, жизненную силу и биополя, но я тогда не очень понимал, для чего она говорит мне всё это. Полагал, что это нужно для нашего более продуктивного взаимодействия. Наивный осёл! Если бы знать тогда, что ждёт меня впереди, я бы бежал от этой милой улыбки, этих внимательных глаз куда подальше. А может, и нет… Сейчас я уже ни в чём не уверен. И меньше всего в том, точно ли я хочу вернуть того себя… Вечно суетящегося, наивного до глупости и беспричинно счастливого. Иногда я думаю, что всё-таки нет. Уж больно это состояние неустойчиво и хлопотно.

А тогда… Я в тот же день, по её же настойчивому совету взялся за написание своего романа. Да мне и говорить не нужно было, у самого руки чесались. И первые месяцы дела шли действительно просто отлично. Я писал, как одержимый, засиживаясь у компьютера до поздней ночи. За это время, мы ещё дважды встречались с Айлой и её дочерью в городе: заходили в кофейню, которая им нравилась, а ещё бродили в старом парке возле моего дома. Это были странные свидания, хотя мне тогда так не казалось. Один раз она пригласила меня в свой офис.

Я не слишком интересовался для чего нам встречаться, изначально приняв, как данность, что так нужно и всё. Кроме того, я сам стремился к общению с ней. Во-первых, мне была интересна Айла, во-вторых, при любой мысли об этом странном знакомстве, – это могло быть предвкушение следующей встречи, послевкусие от уже состоявшейся и просто воспоминание о её словах, о прикосновении неестественно горячей руки, – всё это странным образом мобилизовало меня и приводило в состояние радостного возбуждения, сродни сильной влюблённости, но несколько иной природы.

Всё это время я что-то делал, куда-то летел, с кем-то договаривался, кому-то помогал и ни в малейшей степени не чувствовал усталости, опустошённости или недовольства. Мама даже подозревала у меня лёгкое помешательство. А я был просто счастлив. Ни почему. А просто так и даже вопреки. И при таком режиме мне хватало всего нескольких часов сна для того, чтобы полностью восстановиться. А часто и этого не требовалось. Я лежал, улыбался и иногда в темноте мне виделись почему-то глаза Айлы. То серые, с холодным, матовым блеском, то тёмно-зелёные, то золотистые с мятным оттенком…

Глаза всегда были разные, это было удивительно и завораживающе, но поскольку всё, связанное с этой женщиной, так или иначе являлось для меня притягательной загадкой, то и над этим фактом я особенно сильно не заморачивался, объясняя это разницей освещения, иллюзией восприятия и прочей лабудой. Во время этих встреч, как я уже говорил, ничего особенного не происходило. Мы просто общались, как добрые приятели, беседуя о самых разных вещах. Больше всего говорил я, пару раз Айла рассказывала что-то о себе, но чаще просто слушала, изредка вставляя несколько фраз, уточняющих, вопросительных или нейтральных. А ещё она иногда касалась моей руки в районе запястья, и это всегда удивительным образом волновало меня. Я чувствовал одновременно напряжение и неподдающееся описанию раскрепощённость, будто слабый, едва ощутимый разряд тока пробегал по моим венам, приятно поддразнивая меня, побуждая к активности, одновременно обезоруживая и сообщая умиротворение.

Где-то к середине третьего месяца у меня уже было готово две части моего романа по десять глав каждая. То есть будущий мой бестселлер был готов на 70%. И вот тогда же начались первые проблемы. Собственно, именно благодаря своей рукописи я и обратил на это внимание. Наверное, на её фоне они просто стали заметнее, как-то выпуклее, что ли.