Анатолий Мусатов - Смерть Калибана. Повести

Едва вожак смог осознать это, как инерция многопудового тела вынесла его в проход в стене. И тут же, потеряв опору под ногами, падая сквозь настил из хвороста, прикрытого ботвой, он уже не слышал крики людей: «Отсекай! Заводи плети справа! Давай, давай, справа смотри!».

До утра решено было ничего не предпринимать. Загонщики укрепили стены и, оставив сторожей отпугивать выстрелами в воздух особо ретивых кабанов, довольные пошли домой. Николай, уходивший последи ним, не смог побороть в себе желания заглянуть еще раз в ловушку. Он подошел к краю большой ямы и осветил ее факелом. Фонарик, заблаговременно положенный в карман ватника, выронил где-то в суматохе. На дне, среди переплетения сучьев, картофельной ботвы и сетей, было тихо. Даже раненый кабанчик, следуя врожденному чувству опасности, которое в такие моменты пересиливает самую сильную боль, затаился, едва неровный отблеск факела упал на край ямы.

Николай долго вглядывался в черно-угольный провал, и ему почему-то вдруг стало не по себе. Его передернула и холодным ознобом, прокатившись между лопаток, ткнула в сердце волна неприятного ощущения. Он более поспешно, чем следовало, отошел от края ямы. Крикнув остававшимся сторожам, чтобы хорошенько посматривали, присоединился к Виктору, тоже уходившему среди последних. Тот был доволен и, не скрывая этого, потащил Николая к себе домой, чтобы отметить это событие. Николай, которому не очень хотелось идти в свой домишко в такую темень без фонарика, да к тому же в такую даль, с облегчением согласился. Они не торопясь поужинали, с удовольствием обсуждая подробности дела. Когда Николай, разморенный усталостью, улегся в постель, то заснул мгновенно, без сновидений. Это была его первая ночь за последние две-три недели, когда его не мучили во снах страшные кабаньи рыла. Он удирал от них неизвестно куда, а настигаемый ими, вскакивал в холодном поту. Но среди этих кошмаров особенно донимал орущий председатель, грозившийся осмолить его самого, если не поймает кабанов и вдруг превращающегося в жуткого, огромного хряка…

Словом, Николай выспался за ночь настолько, насколько может выспаться человек, избавленный от висевшего над ним дамоклова меча. Как оказалось, отдых пришелся кстати. Потому что утром он, возжелавший немедленно влепить в опухшее от выпитой водки и самогона, пристыженное лицо первого из попавшихся под руку сторожей свой каменный кулак, смог вовремя сдержаться, чего не случилось бы, не отдохни его нервы как следует. Даже Виктор, несмотря на свое непробиваемое добродушие, не смог удержать в себе пару крепких словечек. Ибо горе-сторожа, завернувшись после обильного возлияния в свои необъятные тулупы, проспали стадо. Оно, подрывшись под плети, ушло в лес.

К полудню, вдоволь намучившись на осклизлых дорогах, Николай подогнал к яме автокран. В яме было по-прежнему тихо. Оба кабанчика, зажатые огромным телом вожака, не могли сделать ни одного движения. Они тревожно похрюкивали. Вепрь изредка отвечал им односложным звуком. Копошившиеся наверху люди пока не вызывали у него беспокойства.

Вскоре он услышал голоса и звук мотора. Сети, на которых он стоял, задергались и отошли от стен. Вепрь пытался отвернуться от врезавшихся и потому причинявшей сильную боль в ноздрях и губе капроновых жил, но ничего сделать не мог. Сети, натянувшись под тяжестью тел, дрогнув, стали подниматься вверх, сжав их в единый ком страдающей плоти. Когда их подняли над ямой, вепрь увидел под собой краем глаза кучи земли, следы машин и людей, пустой загон и далекую полоску родного леса. По сердитым, раздраженным голосам людей, их крикам, которыми они обменивались друг с другом, он почувствовал неладное в их делах. Что-то подсказало ему, что все стадо на свободе. Вепрь так ясно это понял, что, не в силах сдержать свою радость, заворочался в сети. Стрела крана заходила ходуном, и люди обеспокоено засуетились. Через мгновение он услыхал шум взревевшего мотора. Земля плавно поплыла под ним. Оказавшись над прицепом, вепрь увидел, как туда залезли два человека и замахали руками. Сеть стала медленно опускаться и зависла в нескольких сантиметрах от днища. Вожак вдруг почувствовал, как руки людей зашарили по его бокам и животу. На мгновение он оцепенел, но затем, яростно взревев, рванулся изо всех сил. Люди отскочили, что-то крича, а на прицеп полезли еще двое. И пока кран медленно опускал стрелу, они старались палками удержать ходившую ходуном сеть, в которой бились вместе с вожаком оба кабанчика.