Ирина Малаховская-Пен - Холодная вечность 2

– Привет. – сказал Пётр, открыв дверь. – Любишь ты сюрпризы делать. Чего не сказал, что приедешь?

Он стоял на пороге, загораживая своим молодым, крепким не по возрасту, телом дверной проём, и казалось, не собирался приглашать Соболева пройти.

– Кто там, Петь? – высунулась Люда.

Женщина, по сравнению со своим братом, долго живущим в Позднем, выглядела почти пожилой. Сколько ей? Шестьдесят? Нет, шестьдесят ей было год назад. Теперь, получается, уже пошёл седьмой десяток. На фоне Петра её возраст особенно бросался в глаза. Зато она, рассмотрев через прищур глаз, кто именно к ним пожаловал с утра пораньше, сразу принялась приглашать Костю пройти в квартиру. Она отодвинула брата, и громко заговорила:

– Это же Костя! Проходи, Костя, проходи, чего же ты в дверях стоишь? Гэри, Гэри, посмотри, кто приехал!

Из квартиры послышалось ворчание собаки.

– Не надо впутывать сюда Гэри. – раздражённо сказал Пётр. – Проходи.

И ушёл внутрь. Скрылся из виду.

– Сердится на меня? – спросил Костя, вешая куртку на деревянный гвоздь.

Люда махнула рукой.

– Мне кажется, он жалеет, что уехал из деревни. Старею, говорит, я. Совести нет совсем.

Она говорила почти шёпотом, и Костя тоже понизил голос:

– Раньше он был другого мнения. Жалел, что не выбрался раньше.

– Хватит там шептаться! – крикнул Петя.

А в коридор степенной походкой наконец-то вышел алабай. Потянул носом, потом растянул спину, прогнувшись. И уже после этого подошёл к Соболеву и подставил ему свою лобастую башку. Гладь, мол. Давно не виделись же.

Костя умилился и принялся наглаживать Гэри. Оказалось, он соскучился по этому большому и верному псу. Соболев немного чувствовал свою вину. Когда он попал в плен к Марку, с Гэри могло случиться всё что угодно! Не случилось, в общем-то, только благодаря Тамаре, которая хоть и была бездушным монстром, а алабая не бросила.

– Гэри… мальчик мой хороший…

Костя почувствовал подступающие слёзы. Он был готов расцеловать пса – вот как соскучился.

Людмила отвела Костю в кухню и принялась кормить завтраком.

– А ты чего опять в наши края? Случилось что?

– А Пётр не говорил разве? – удивился Соболев.

– Да не о чем говорить, Костя. – сказал Петя, появляясь в кухне. – Я честно не понимаю, чего тебе в Москве твоей не сидится? Ну скажи мне, какое это всё имеет к тебе отношение? Отец мой? Деревня наша?

– Так ты из-за Марка приехал? – ахнула Люда, и опустилась на табуретку. – Что он опять натворил?

Пётр махнул на них рукой и увёл Гэри на улицу.

– Ты на него не серчай, Костя. Он поначалу-то радовался, когда вернулся в жизнь, где всё, как у людей. Дети рождаются, старики умирают. Время не стоит, а идёт. А потом, видимо, стало его мучить то, что жизнь конечна. Последние пару месяцев буквально запечалился он что-то.

– Люда, расскажите мне про своего отца. Когда приезжал Марк? Что говорил?

– Тяжело это всё, Костя. Вот представь сам, мне шестьдесят лет. Я мужа похоронила, с которым всю жизнь душа в душу прожили. Детей вырастили, внуков теперь навещаю. И тут является молодой мужик и с порога: «Здравствуй, дочка!» Как тебе такое?

– Жесть! – вполне по-московски ответил Костя.

– То-то и оно! А у меня все эти годы в памяти то, как он проклял меня. Как шлюхой назвал за то, что я полюбила, и от Игоря своего забеременела. И даже не за это он меня обзывал и проклинал, а за то, что поперёк его воли пошла. Каким он у меня в памяти остался, когда говорил мне те страшные вещи в лицо, таким точно он сюда и заявился. У меня жизнь прошла, целая жизнь, а он стоит на пороге, будто и не было этих тридцати с лишним лет. Я словно в тот день вернулась, когда родной отец, которого я любила, проклял меня и прогнал прочь.

– Я понимаю, Люда. Правда понимаю! Ну, то есть, я такого не переживал, слава Богу, но понимаю, насколько это страшно и нелепо.

– А я ведь ещё думала, нет его больше. Всё. Умер. Ой, Костя… ты ешь сырники-то, ешь.

– Спасибо, Люда. Вы знаете, где ключи от моей машины?

– Так а в коридоре они висят. На гвоздике. – Людмила вытерла фартуком глаза. – Поедешь туда?

Слово «туда» она сказала таинственным и страшным голосом.

– Поеду, Люда. Что-то не так пошло в прошлый раз. Я намерен выяснить, что.

Соболев хотел бы сказать, что собирается не только выяснить, но и исправить. Но промолчал. С ужасом подумал, что исправление потребует от него снова жить в Сибири, искать способы, сотрудничать с Морозовым. Нет, не то, что бы Андрей был чем-то плох… но Соболев помнил их общее прошлое, и сам факт возвращения к нему тяготил Костю. Вызывал чувство досады, которое поневоле распространялось и на журналиста.