Том Пиккирилли - Хор больных детей. Скорбь ноября

На лбу девушки мокрый шнурок, а молнии вспыхивают то слева, то справа от нас.

– Лотти Мэй.

– Ты работаешь на фабрике.

– Да.

– Ты должна быть там прямо сейчас.

Ее обижает эта светская беседа и то, что я поставил под сомнение ее компетентность в роли одного из моих сотрудников. Даже в такой серый мокрый день мне виден заалевший на ее щеках румянец.

– Я попросила другого человека выйти в мою смену. А вам не стоит волноваться о таких вещах в такое время. Как я слышала, на вас лежит ответственность побольше. Ответственность за Кингдом Кам.

– Не больше чем на тебе или ком-либо еще.

Я пристально смотрю на нее, и она ловит мой взгляд. Кажется, я влюбляюсь. Делаю шаг вперед, и она отступает чуть ли не прямо в кусты.

– На что ты готова?

– Что?

– Ради того, что нужно сделать.

Она понимает, о чем речь, и замирает на месте.

– На что ты готова, Лотти Мэй? Чтобы получить мой уксус.

– Послушай, это не то…

Тянусь к концам шнурка и открываю ее лицо. Она красива – темная масса коротких черных волос и вызывающие глаза. Провожу рукой по шее и смотрю, как она краснеет, когда быстро ускользает из-под руки.

– Идите домой, леди.

Вельма Кутс приближается ко мне, желая начать все снова. Старуха удерживает ее за плечо.

– Томас, тебе не скрыться от этой ноши. Это обязательство, которое ты несешь.

– Вельма Кутс, довольно. – От звука своего имени она немного подается назад. – Мне надоело. Идите домой. Ураган завтра кончится.

– Болотные демоны так просто не отступят, сынок. Буря не прекратится, пока ты…

– Уже прекращается. Ты что, не чувствуешь?

Дождь утихает, и Вельма Кутс с чуть ошеломленным видом легонько помахивает пальцами и розовым обрубком, словно проверяя атмосферу. Она в полном недоумении, но еще ведет себя настороженно.

Остальные колдуньи отходят от меня. Старуха рисует в воздухе знаки и обереги. У меня, безусловно, есть и гордость, и эго, но я не уверен, мое эго только что накормили или высосали подчистую, как костный мозг из куриной косточки.

Лотти Мэй вскидывает голову и смотрит в окно. Там судорожно двигаются несколько рук и машут ей.

ОДНАЖДЫ Я НАШЕЛ в болоте мертвого мальчика.

Мне было семь или восемь лет, и я каким-то образом улизнул со двора. Слышал, как мама зовет меня высоким певучим голосом, но без причитаний. Звучало так, будто она поет медленную балладу. Пока мне было ее слышно, я думал, что на звук ее голоса выйду обратно к дому.

Но я повернул не туда и пошел все дальше, в пойму, вдоль широких затопленных каналов. Несколько часов я блуждал по илистым берегам реки, мимо капустных пальм и пекановых ореховых деревьев, все время слыша ее – или только думая, что слышу, – и совсем не боялся.

В конце концов я начал карабкаться сквозь мангровые заросли и сливы, росшие на склоне у реки. Клубы тумана поднимались над стоячим болотом и пульсировали над кипарисами и упавшими железными деревьями. Я не устал. Мне открылся мир, которого я никогда раньше не видел.

Я крепко изучал преподанный мне урок. Голос матери был уже не слышен, но все равно я шел вслед за ним. Эта песня витала позади в воздухе как аромат жасмина. Ее след вел меня мимо деревьев и черничных кустов. Я прошел по отмели и оказался чуть ли не по пояс в заливе, познавая свое место в мире. Или хотя бы одно из своих мест.

Мальчик был наполовину зарыт в трясине.

Рядом лежала лопата, но целиком его так и не закопали. Левая рука свисала со сжатым кулаком под углом к могиле, а правая нога так изогнута, что было понятно – кости сломаны. Кроссовки же аккуратно зашнурованы и завязаны двойным узлом с бантиком, как и мои.

Бо́льшая часть его лица оставалась видна. Глаза, серые и сухие, открыты.

Он был примерно моего возраста, может, на год или два моложе. Я встал на колени напротив тела, желая дотронуться, но при этом мне не хотелось касаться рукой его кожи. Шея с одной стороны была покрыта грязью, но с другой – оставалась бледной и чистой, словно ее специально отчистили. Под адамовым яблоком ясно виднелись синяки, которые по форме и размеру совпадали с отпечатками пальцев.

– Эй, малый!

На секунду мне показалось, что мальчик заговорил со мной. Я всмотрелся и провел пальцами по его коротким светлым волосам. Во рту у него было полно стрекоз и комаров.

– Малый, эй, ты!

Я обернулся и стал оглядывать болото, пока не увидел струйку поднимающегося белого дыма. Мужчина сидел в трясине и курил сигарету. Он дружелюбно махнул рукой и спросил: