Николай Ставрогин - Харон. Дом на другом берегу реки. Страшная сказка для взрослых

– Вот напасть, вот напасть, – испуганно приговаривал тот, вглядываясь в глаза Евгения, – сильно зашибся?!

– Да ничего страшного! – Состроив улыбчивую гримасу и стараясь казаться, как можно непринужденнее, дабы не беспокоить старика, отвечал Евгений.

– И воды-то ни капли нет! – Продолжил Палыч, нажимая стержень рукомойника, который висел тут же у входа, но с левой стороны.

– Да ничего страшного, – снова сказал Евгений, – я в порядке, ну шишка, может, будет. – Он потрогал ушибленное место, шишка уже начала проявляться. – Дереву от дерева худо не бывает, – пошутил он, мысленно отмахнулся от ушиба, тут же поднялся с лавки и огляделся.

Изба была просторной. Не оклеенные обоями суровые бревенчатые стены придавали народный колорит всему жилищу и скорее украшали, чем портили внутренний вид. Потемневший от времени дощатый потолок пересекали три мощные деревянные балки, к центральной из них была подвешена керосиновая лампа. Тут же справа от входа, где он только что сидел на лавке и поначалу не заметил, приняв ее за стенку, стояла большая русская печь, занимая практически четверть избы. Немного впереди ближе к левой стене стоял большой прямоугольный стол грубой «топорной» работы, с толстыми квадратными ножками и столешницей, сколоченной из толстых досок. Со стороны стены к столу была приставлена длинная лавка, а с торцов и со стороны комнаты стояли пять стульев, выдержанных в том же стиле. Между двух окон, прорубленных все в той же левой стене, стоял массивный буфет с какой-то кухонной утварью, которая, как мельком заметил Евгений, особо не сохраняла стилевой ансамбль и состояла как из современной керамической и алюминиевой посуды, так и из каких-то глиняных мисок и крынок. У противоположной входу стены справа от прорубленного в центре окна стоял широкий комод, над которым висело потускневшее от времени зеркало. А в левом верхнем углу висел оклад, но традиционной иконы в нем не было. У правой стены стояла полуторная, тоже самодельная кровать. У изголовья – небольшая тумба, видимо, заменяющая прикроватный столик. На тумбе стоял подсвечник с огарком свечи и граненый стакан с какой-то давно засохшей на дне субстанцией темного цвета, может, чаем или еще чем-то привлекающем мошек и мух, потому как именно они налипли и мумифицировались в нем. В довершение к нехитрой обстановке между подножием кровати и печью высился классический большой кованый сундук с полукруглой крышкой и навесным замком. Этот предмет добавил Евгению восторга, потому как он полагал, что такие вещи если и сохранились, то лишь в этнографических и краеведческих музеях, но никак ни в деревенских домах.

К вышеупомянутым «прибамбасам» в доме обнаружился подпол, вход в который располагался прямо посреди комнаты. Под снова ставшим озорным, взглядом Палыча Евгений ходил по избе и все фразы, которые вырывались из его груди состояли из слов: «Да-а-а! Да-а-а!» Увлекшись изучением обстановки он даже снова успел ударился тем же ушибленным местом, но, к счастью, его «целью» на этот раз оказалась та самая подвешенная керосиновая лампа. Было смешно, и Палыч, и Евгений смеялись, но выросшей на лбу шишке, если бы она имела разум и могла говорить, было не до смеха.

– И что, могу я посмотреть что внизу? – Осторожно потирая ушибленный лоб рукой, спросил Евгений и постучал ногой по люку подпола.

– Да сколько угодно смотри, – ответил Палыч, – ты же покупатель, тебе и карты в руки. Смотри все, что считаешь нужным, чтобы потом притензиев не вышло.

Лесник довольно хихикнул и, достав из кармана нарезанную газету и махорку, принялся крутить очередную самокрутку, устроившись на стуле. Евгений наклонился и уже взялся за кольцо люка, когда Палыч прервал его действие:

– Ток ты там сейчас ничего не увидишь, потому как темно там, а в керосинке наверняка нет горючего.

Стоя в непристойной позе, Евгений на мгновение задумался. В голову моментально пришла догадка, что в дом не проведено электричество. Одновременно он попытался вспомнить, не заметил ли он рядом с домом линии электропередач или хотя бы столбов, предназначенных для них, и потянул-таки крышку подпола к себе, которая не захотела поддаваться ни при каких усилиях. Люк словно вакуумом всосало в пол, а за небольшое кольцо, в которое помещались лишь три пальца руки, было ужасно неудобно тянуть. Пальцы резало. Немного покряхтев Евгений, будто бы извиняясь, бросил взгляд на Палыча, который, уже пуская клубы дыма, молча наблюдал за потугами «дачника» в дорогих ботинках и представительном сером костюме, и бросил свои попытки, присев на корточки.