Александр Андреев: Некро

Меня зовут Некро.

Банальнейшая фраза. Три слова. Три логических ошибки.

Никто меня уже давно не зовет. И имя я выдумал. А самое главное – нет никакого «меня». Срок моего земного существования истек. Все скудно отмеренные сухие крупинки давно покоятся в нижней части песочных часов. И только нездоровая жажда продления хотя бы видимости жизни, все еще сохраняет моё «я». Впрочем, ненадолго. Подписывая договор, я готов был идти на многие жертвы. Но не предполагал, что строчки, набранные мелким шрифтом столь коварны. Самое мое большое разочарование после… Ну, можно догадаться после чего.

Сейчас, разговаривая так, как будто передо мной реальный собеседник, я тоже о многом только догадываюсь. Все, что касается личного опыта, срезало, будто косой. Кажется, я носил форменный китель. Возможно, убивал. Почти наверняка – убивал. Но в данную минуту всё минувшее кажется далеким, туманным. Ненастоящим. Время, место, обстоятельства – условности, когда речь касается моего нынешнего существования. Устроившись на шпиле собора, я наблюдаю ежедневную суету. Сверху люди не более, чем муравьишки. И все их страсти, усилия, намерения, – столь же исчезающе малы. Если б они только знали, как иллюзорны деньги и чины, и на что в действительности стоит тратить силы!

Но все-таки дневная суета приносит разнообразие в мою… Короче, как-то отвлекает от фактов. Конечно, я бы предпочел видеть пустынный берег моря. Или пронизанный солнечными лучами лес, или… Но я не могу оторваться от людской массы. Она – мое море. Я – чайка, высматривающая рыбу. Несколько минут созерцанья – всё, что я могу себе позволить. Жаль, нельзя замереть навечно еще одной горгульей на парапете. И Контракт, подписанный в Чистилище, сомнительный повод для оспаривания в суде.

Чу! Кажется, есть! Лысоватый гражданин схватился за сердце и стал медленно оседать на брусчатку. И сразу три, видимых только мне, тени, метнулись к нему. Ох, мать твою, опять не успею – перехватят раньше. Но нет, оказываюсь у цели первым и с удовлетворением отмечаю как менее удачливые конкуренты, закладывая плавный вираж, возвращаются на свои наблюдательные пункты. Правила есть правила. А как же! Людской поток затормаживает бег, наткнувшись на неожиданное препятствие. Молодая женщина приподнимает голову моего клиента, вторая, постарше, в нелепой шляпке, сует ему под язык белый кругляш. Терпеливо жду финала. По условиям контракта я не могу вмешиваться. Никогда. Никак. Наконец, чаша весов склоняется. На этот раз – не в мою пользу. Гражданин розовеет, в глазах появляется осознанный блеск. Одним словом – жизнь продолжается. Ничего, я подожду. Удлинившимся крылом касаюсь, помечая объект небольшой светящейся зарубкой на сердце. Знак, который могу различить только я. Теперь буду за тобой присматривать, приятель. Ничего личного. Просто работа. Мужчина чувствует небольшую, саднящую боль за грудиной и морщится напоследок. Но это уже так – на публику. Ему помогают встать на ноги, спасительницы радостно отряхивают дорогой костюм. Все приятно оживлены и собой довольны. Лысоватый господин может следовать дальше – к жене и наваристому супу с клецками. А вот меня вторые сутки продолжает мучить голод. Все строго по договору. Страдания, причиняемые Сопровождающему, который вздумал отлынивать от своих прямых обязанностей, многообразны. Нет доставленных клиентов, и к голоду добавляется зной. Или стужа. Это уж кому как повезет. После приходит черед боли. Боль имеет много градаций. Лишенные покрова плоти чувства очень чутко отзываются на натяжение ниточек в руках кукловода. В этой работе нет ни премий, ни вызовов на ковер. Друзей тоже нет. Ходить на чай к соседям не принято. Даже не потому, что нечем поглощать напиток. Просто каждый, подписавший контракт, как снайпер. Умирает в одиночку. Страстное желание продлить свое существование знаменуется очередным надувательством. Как и большинство обывателей, ты продолжаешь делать то, что тебе не нравится. И, в придачу, стремительно деградируешь. Нужда заставляет идти на такие меры, что даже темные крылья сохранить нет ни малейшей возможности. Свора бродячих псов, грызущихся за кость возле мусорного бака местной больницы – вовсе не собаки. Опустившиеся на самое дно, такие же жадные до жизни, как и я, существа. Совсем недавно они были Сопровождающими. С крыльями. Однако, оперенные плоскости – недопустимая роскошь на избранном ими пути. Что они тут делают? Из-за чего дерутся? Все просто.