Анна Вик - Восхождение Хоноса

Леся вовремя осеклась, не дав вырваться словам, что пришлись бы для Жози по больному месту. Некий механизм-напоминалка о том, что мать по-прежнему была инфантильной и ранимой донельзя, щелкнул, заставив девушку закрыть рот. Толку никакого от подобных обвинений, хоть один из семьи должен был это понимать.

– Доча, я готова предоставить тебе работу… Даже сейчас, – голос женщины стал вдруг почти жалобным. – Но спонсировать твое безделье и писательские штучки я не собираюсь.

– Я все это понимаю, – выдохнула Леся. – Спасибо, но вы и так уже сделали достаточно. Сейчас мне нужно побыть одной. Испытать себя, что ли.

– Мы твои родители, и смотреть, как ты спускаешь свою жизнь…

– Пока, мам, – пробормотала Леся. – Я люблю тебя.

После раздавшегося «ты еще послушай, что скажет Отец!», девушка повесила трубку. Она и так знала, что скажет Отец.

– Ничего хорошего, – выдохнула Леся вслух. – Только не все ли равно?

Очевидно, нет, потому как вплоть до своего дня рождения Леся так и не решилась сказать Отцу об этом. Ему, жившему в одном из закрытых городков Сибири, казалось бы, гораздо проще сказать такое, будучи вдалеке…

– Когда кажется, креститься надо, – завершила вслух монолог Леся тогда.

К «секрету» она не возвращалась вот уже несколько недель, и кошки у нее скребли на душе, день ото дня не давая покоя. В утро своего праздника их удалось разогнать громкому «дз-з-зынь», что раздалось из недр допотопного советского телефона, что остался в квартире еще от предыдущих владельцев. Конечно, это был Отец. Он единственный звонил ей на домашний.

– Раз, два, раз-два-три, трубку быстренько сними, – пробормотала Леся собственно изобретённую в детстве считалочку для борьбы со страхом услышать «злого дядю-мошенника» на другом конце. Только на этот раз бороться приходилось со стыдом, врагом более искусным, невидным невооруженным глазом.

– Алло?

– Доброе утро всем принцессам! – раздался бодрый голос Отца из трубки. – Уже проснулась?

– Какое же утро, пап, день во всю, – откликнулась, пожав плечами, Леся. – Привет.

– Моя принцесса в свой праздник спит столько, сколько пожелает. Что-то не веселый у тебя голосок для именинницы, однако.

– Прежде чем ты рассыпишься в поздравлениях и восхвалениях, я хочу признаться тебе кое в чем, – собравшись с мыслями, наконец, решилась выдать себя с потрохами девушка.

Ей подобное было в новинку, и от неловкости она не знала, куда теперь деть свое вдруг отяжелевшее тело. Опершись о подоконник, Леся стала наматывать телефонный провод на палец, рассматривая студентов, туда-сюда снующих под козырек кофейни на первом этаже дома.

– Лисенок, ты меня так не пугай, пожалуйста, – веселость Отца улетучилась. – Что стряслось?

Леся зажмурилась:

– Я…

Однако в ту секунду связь резко оборвалась. Длинный, непрекращающийся гудок, словно тонкое холодное лезвие, бесконечной линией иссекал ее сердце. У нее было предчувствие чего-то нехорошего, чего-то страшного, и она даже не могла объяснить, почему именно тогда все ее тело пронзило предчувствие близкой смерти, только не собственной, а его .

Дрожащими пальцами она набирала номер Отца снова и снова, домашний, мобильный, рабочий – ни один из них не отвечал. Леся знала, что настала пора нажать на другие кнопки, на кнопки пульта телевизора, которым она едва ли раз в месяц пользовалась.

– Нет, это все чушь, у них просто со связью проблемы… – бормотала Леся, сама себе не веря и потянулась к запылившемуся пластмассовому кирпичику. – Это только чтобы удостовериться…

Она отчасти утратила самосознание в те минуты. Алеся Роххе будто раздвоилась, породив некую побочную личность – Лесю, обезумевшую от горя, которая пока лишь начинала существовать. И которая проявилась вместе со страшной вестью, отзвуки которой разлились по всему телу, едва она увидела бегущую строку: «СРОЧНЫЕ НОВОСТИ: НА ПРЕДПОЛАГАЕМОМ ВЗРЫВЕ ТУКАЙСКОЙ АЭС ПОГИБЛО БОЛЕЕ 20 ЧЕЛОВЕК. НАЧИНАЕТСЯ НЕМЕДЛЕННАЯ ЭВАКУАЦИЯ МЕСТНОГО НАСЕЛЕНИЯ».

Затем картинка перед глазами девушки поплыла, а мерцающие тут и там черные точки заполнили все пространство. В обмороке Леся пробыла от силы несколько секунд, но для нее они превратились в часы сна-воспоминания. В ее огромной Вселенной об Отце хранилось множество таковых, но отчего-то в Бессознательное вдруг прорвалась частичка дня, когда Леся решила, что станет Художником. Орудием своим, правда, она избрала не кисть, а слово, которым за время отрочества успела нарисовать уже множество неизведанных миров…