Алексей Евстафьев - Тартарары

– Ничего, брат, постоишь на холодильнике, здесь тоже простор. – сказал Евпсихий Алексеевич кактусу, отношения с которым были достаточно дружеские, впрочем, и возражений от кактуса он не ожидал.

Несомненно, что гроб определился на место очень своеобразное, очень утилитарное, но зато смягчающее саму мрачную сущность предмета, что вызывало у наблюдателей шутливую лёгкость и индифферентность. Приятели Евпсихия Алексеевича с оптимистичным равнодушием восприняли наличие гроба на подоконнике, не очень пытались и озоровать, примеряя на себя роли усопших, дабы постигнуть некоторую суть настроения пребывания в гробу и особую чувствительность тела. «Что за радость в уменье притворится мёртвым? – весело брюзжал хозяин. – Куда сложней притворится самоудовлетворённым живым.» На что приятели отвечали поддатой истиной про неизбежность смертного часа, и указывали на ночные заоконные пейзажи, щедро инкрустированные звёздами, уверяя, что ничто не вечно под луной. Собственно, и луна за окном не слишком гримасничала, когда притрагивалась к гробу осторожным подслеповатым светом; осторожным, словно шварканье селезня у гнёздышка возлюбленной. Вот только несколько барышень – эпизодически посещающих квартиру Евпсихия Алексеевича и умозрительно размышляющих на тему женитьбы – не воспринимали гроб как шутку, и уж тем более как абстрактно-психологический элемент декора, а высказывались выражениями невинно-грубыми. «Если только, Евпсихий, ты его плотно занавесишь, когда мы к тебе в гости приходить будем – тогда, пожалуй, пусть и гроб стоит на подоконнике, мало ли мы разных странностей у себя на работе повидали.» – предлагали девушки, на чём Евпсихий Алексеевич с ними и соглашался. Впрочем, самая занудная кандидатка в невесты, постановляющая для себя добиться свадьбы не мытьём так катаньем, при обнаружении гроба вознамерилась опуститься до визгливых протестующих восклицаний, чего Евпсихий Алексеевич допустить не мог, и прогнал барышню вон.

– Ишьтыподишьты: невенчанная, а как изгаляется! – съехидничал Евпсихий Алексеевич.

Таким образом месяц шёл за месяцем, все странноватые обстоятельства находки сглаживались временем и бытовыми неурядицами, а тот факт, что беспредметная скука всё более и более западала в душу и нагнетала щемящую тоску, Евпсихий Алексеевич воспринимал, как нечто закономерно-возрастное. Кому из тех, кто перешёл за тридцатилетний рубеж, не знакомы унылая задумчивость, относительно миросозерцания, и тусклый сарказм, оценивающий явления туманные и циничные?.. Правда, у Евпсихия Алексеевича эта скука развивалась слишком остро, слишком болезненно, что ли, с трещинками бытовой маниакальности – когда при взгляде на кухонный нож, хочется кого-нибудь пырнуть этим ножом, не исключая и себя. Евпсихия Алексеевича принялись посещать раздумья о смысле бытия, причём раздумья весьма развёрнутые, составленные из многочисленных пунктов и подпунктиков, причём атеизм в этих раздумьях определённо главенствовал. Казалось, что закончилась не только одна из глав бесполезной скучной жизни, но и сам конец существования прорисовывался с фаталистической определённостью, не предлагая ничего цельного взамен.

– Что же такое – форма и содержание? – мучил Евпсихий Алексеевич вопросами своих друзей и подруг, пока они вконец с ним не рассорились и не разбежались. – Что такое симулякр – с некоторой намеренностью определяющийся как нomo sapiens, но впоследствии разрушающий всю индивидуальность, поскольку даже сильнейший выживает в стаде, а не в одиночку?.. А кто такие – перебежчики из стада в стадо, из бытия в бытиё, из – скажем наконец – реальности в реальность?.. Что такое – перерожденцы, если забыть, что они тоже люди и желают человеческого к себе отношения, и если попробовать насильно выкопать их звериную сущность?.. Слишком просто я жил – да и продолжаю жить до сегодняшнего дня – чтоб постигнуть все эти вещи, подвести нравственные итоги, слишком примитивно я скользил по поверхности, не видя ничего в глубину, даже на сантиметр от себя. Что мне теперь с собой делать – пока не понимаю, но полагаю, что мне надо что-то с собой делать, что-то радикально менять.

В один из таких душевных надрывов, Евпсихий Алексеевич и обратил внимание на подзабытую давнюю находку, прищёлкнул пальцами, осеняя себя внезапной идеей, решил поступить, словно пчёлка, взимающая дань с душистого цветочка. «Не было ничего случайного в тот раз, когда я рухнул в кусты. – решил Евпсихий Алексеевич. – Всё было закономерно и точно соответствовало той лукавой системе вещей, в которой я рабски прозябаю. Мною двигал фатум, способный преподнести непочатый материал для исследования девиантных состояний.» Затем Евпсихий Алексеевич стащил гроб с подоконника и установил на стол, дабы покорно возлечь в него, закрыться крышкой поплотней, и возлежа таким образом, на манер неподвижного чурбана или иной бессмысленной аллегорической фигуры, попробовать что-то понять в самом себе, раскрыть сакральные силы или их подобия, каким-то образом убедить себя в необходимости продолжать жить дальше с бравурной лёгкостью. Почему-то Евпсихий Алексеевич хотел для себя жизни лёгкой и непредприимчивой.