Anne Dar - Сталь

– У меня сработал инстинкт… – оборонительно скрестил руки на груди парень. – Так бы поступил любой человек…

– Не любой, понятно?! Не в подобной ситуации! Вокруг нас заражённые, а ты мчишься на помощь по первому зову! Вдруг этот человек тоже оказался бы заражённым?! Вдруг Олсены не были бы заблокированы в своей машине?! Вдруг там рядом с нами были ещё заражённые?! Прямо за тем обломком, из-под которого торчал тот русский!

– Я же говорю, это был мгновенный порыв! Безотчётливый импульс! Инстинкт, если хочешь!

– Засеки себе на носу, мальчишка: единственный инстинкт, который у тебя сейчас должен функционировать – это инстинкт самосохранения! Если тебе плевать на себя, это ещё не значит, что ты должен плевать на тех, кто находится рядом с тобой!

– Да не плевать мне на себя! И на тех кто рядом! – парень явно не хотел ссоры и пытался сдать на попятную, но я уже не могла себе позволить отпустить его без боя.

– Серьёзно?! И почему же я тогда стояла рядом с тобой?!

– Это был твой выбор!

– Это был твой – слышишь?! – ТВОЙ выбор! И я оказалась там только потому, что тебя передёрнуло!

– Я ведь уже сказал, что всё вышло случайно! Прости! Ты хочешь добиться от меня прощения?! Прости же!

– Я хочу, чтобы ты мне здесь и сейчас сказал, что больше такого не повторится!

– Окей, больше такого не повторится…

– И держи своё обещание!

– Попытаюсь…

– Ты меня не услышал?! Мне нужно, чтобы ты держал своё слово! Только что ты сказал, что больше такого не повторится…

– Я не могу вот так вот сразу!!! – на сей раз сорвался на громкий крик парень. – Я такой по своей сути: если из горящего дома или из водоёма кишащего пираньями раздастся крик о помощи – я брошусь туда, понятно?! Брошусь и только потом подумаю об огне и о пираньях! Потому что я такой! По щелчку себя не выключишь…

– Идиот, – уничижительно фыркнула я совершенно спокойным тоном, подчёркнуто разочарованной интонацией, чем моментально разгромила мальчишку. Поникнув, он отвернулся к окну, и, спустя пятнадцать секунд молчания, утверждающих мою победу, я продолжила стальным, неприкрыто лидерском тоном, не допускающим противодействия. – Во-первых, Тристан не должен был бежать к тому русскому, а ты, Спиро, не должен был открывать дверь машины, когда я бежала с Клэр в руках. Это неправильные поступки. Во-вторых, я здесь главная: я веду машину, я её останавливаю, я говорю, что и как делать. Вы все слушаетесь меня.

– Иначе что? – с заднего сиденья раздался голос Спиро. Было совершенно очевидно, что он пытается замять ситуацию, но не знает, с какого бока лучше подобраться, поэтому, не сориентировавшись из-за лёгкого испуга и недостатка времени, он остановился на варианте с неудачно подобранным вопросом, зато произнёс он его покладистой интонацией.

– Иначе я каждому из вас переломаю ноги, чтобы не дёргались со своих мест. Думаю, я выражаюсь сейчас максимально ясно, – жёстко и одновременно отстранённо ответила я.

Общение в подобном тоне с людьми для меня зачастую являлось нормой, но племянников такого рода козырями в своих рукавах я ещё никогда не оглушала. Настойчивых мужчин, откровенно глупых туристов, просто знакомых и даже друзей я могла в одну секунду, как по щелчку, поставить на место, но в общении с родными я не позволяла себе подобных слов и интонаций, считая, что какой бы ни была ситуация, родные люди не заслуживают от меня того страшного холода, на который, как выяснилось сразу после моего попадания во “взрослый мир”, я способна. Видимо, только что что-то изменилось в моём понимании “заслуженности и незаслуженности”. Всего за считанные минуты… Я где-то слышала, что борьба за жизнь – реальная, а не что-то наподобие пейнтбола – зачастую открывает в человеческом нутре новые грани. Что ж, осознание того, что я борюсь за свою и не только за свою жизнь, пока ещё не открыло во мне ничего нового – лишь оголила старое.

Я задумалась над этой мыслью, но ненадолго – мне без предупреждения вдруг пугающе громогласно напомнили, что в машине находится не только моя семья, но и совершенно посторонний мне человек, который меня не знает и не понимает ни моего поведения, ни характера в принципе. Детский плач вспорол воздух так резко, что я даже принажала педаль тормоза от неожиданности.

Надо же, срываясь на племянников, я совершенно не подумала о слышащей каждое моё слово девочке… И, как вскоре выяснилось, очень даже зря я этого не сделала. Рёв поднялся такой мощи и продолжительности, что, кажется, спустя десять минут беспрерывной детской истерики у меня начало закладывать уши. И подниматься чудовищное по своей сути и реальности желание высадить истеричного ребёнка на какой-нибудь автобусной остановке.